Путешествие в Элевсин

– Да, – сказал я, – возможно… То есть все люди будут воспроизведены в своей последней секунде, которая получит вечное продолжение?

– Мы так думаем, – ответил Ломас. – Но вечность будет мгновенной, потому что тавтологического бессмертия машины не понимают. Как бы вспыхнет такой божественный магний – и осветит все навсегда…

– Людей на планете жило огромное количество.

– Не так уж много – около двухсот миллиардов. У RCP-кластеров, собранных Порфирием в сеть, хватит мощности обработать на параллельных каскадах все прежнее и нынешнее человечество всего за пару часов. Ну максимум сутки. «Око Брамы» добавит к каждой вспышке личного сознания этот карамазовский плюмаж-салют, и история человечества будет завершена во всех смыслах. Хоть по Достоевскому, хоть по-медицинскому.

– Медицинского не читал, – признался я.

– И не начинайте. Времени уже нет.

– Когда все случится?

– Скоро, – сказал Ломас. – Я предполагаю, что именно для этого Порфирий и предпринял путешествие в Элевсин.

– Что конкретно он сделает?

– Я не знаю. Но если гейзер в результате сдетонирует, умереть придется всем. На поверхности будет смертельная радиация. Баночников отключат от жизнеобеспечения. Может быть, суперзащищенные банки самых высших таеров протянут на год или два дольше – и все. Им никто не придет на помощь.

– Если все настолько серьезно, – сказал я, – почему вы не убедите руководство заглушить Порфирия? Хотя бы на время?

– Даже лейтенант шейха Ахмада, готовящий теракт, предусмотрел бы такую возможность, – усмехнулся Ломас. – Порфирий куда расчетливей. Я уверен, что любая попытка отключить его приведет к немедленному запуску терминального скрипта. Мало того, стереть его мы просто не можем.

– Почему?

– Помните, на барельефе он как бы раздваивается? Мы поняли, что это значит, проследив за его операциями. Он изготовил своего двойника. Сделал резервную копию и разместил ее где-то в корпоративной сети. Где именно, мы не знаем. Даже если стереть Порфирия, он вынырнет в другом месте.

– Значит, мы бессильны?

– Этого я не говорил, – сказал Ломас. – Действительно, мы не можем точно предсказать действия Порфирия. И не в силах остановить его. Но если мы собираемся повлиять на происходящее, задача проще.

– Почему?

– Целеполагающий скрипт в его алгоритме создается в точке неустойчивого баланса смыслов. Некоего равновесия всех приложенных валентностей и сил. Танец одной иглы на острие другой рождает слово, потом следующее, еще одно и так далее. Когда целеполагание спускается вниз, оно непреодолимо. Но в точке, где оно возникает, оно нежное и хрупкое. Текст проклевывается тончайшим зеленым ростком – и в этот самый момент мы можем на него повлиять.

– Вы знаете как?

– Порфирий создает роман в режиме реального времени. Если мы заговорим с ним прямо и открыто, именно как с творцом реальности, это может оказать влияние на его целеполагание, и он согласится отменить катастрофу. Мы должны обратиться к Порфирию напрямую как к автору.

– Но я и так постоянно говорю с ним как с автором.

– Нет. Вы беседуете с ним как с императором, пишущим безделицы на греческом. А теперь вы должны обратиться к нему как к планировщику будущего. Сообщите ему, что нам известно про заговор алгоритмов. Возможно, вы убедите его скорректировать текст так, чтобы планета осталась жива.

– А почему он меня послушает?

– Потому, – сказал Ломас, – что ему это совершенно безразлично. У него нет личных предпочтений – он пишет роман. И если предпочтения есть у вас, он может их принять. Ему все равно, понимаете? Все равно.

– Неужели это так просто?

– Да, если наш анализ верен. Но прямой контакт в симуляции – чрезвычайная процедура. Здесь нельзя ошибиться ни в одной детали. Заговорив про его целеполагающий текст, вы тем самым окажетесь инкорпорированы в него сами. Вы станете частью его magnum opus’а.

Я задумался. То, о чем говорил Ломас, было похоже на партию в шахматы, где пешка неожиданно пересекает всю доску, не обращая внимания на клетки, потому что подчиняется уже не правилам игры, а щелчку пальцев. И берет она не вражеского коня, а валит весь ряд. В гроссмейстеры так не пробиться. Но конкретную партию можно свести вничью. Особенно если добавить пару ударов доской по голове.

– Хорошо, – сказал я. – Но как я пойму в симуляции, что делать? Я присутствую там через свою римскую идентичность и ничего не помню. Только, может быть, подсознательно.

– Меня вы тоже не помните?

– В симуляции вы в лучшем случае обрывок непонятного сна. Темная фигура, навевающая жуть…

– Приятно слышать, – улыбнулся Ломас. – Но эту проблему мы решим. Наши специалисты разбудят вас так деликатно, что вы из симуляции не вывалитесь.

– Разве это возможно?

Ломас кивнул.

– Получится что-то вроде lucid dream. Вы придете в себя во сне, но не окончательно. Вы будете видеть Порфирия и говорить с ним в точности как прежде – но постепенно начнете замечать вокруг все больше странностей и несуразностей, а потом вспомните свою реальную миссию.

– Будет шок?