Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи

— Теперь мы женаты, — сказала Мамавин. — У нас, правда, разный цвет кожи, — она показала ему свои руки и взяла его руки в свои, — но, смотри, мы ведь совсем одинаковые. Разница только в том, что ты мужчина, а я женщина.

Вернее, Обахарок считал, что она хотела сказать что-то в этом роде. Но он не знал ее языка, а она не понимала языка дани. Переводчика же у них не было.

— Я очень боялся, — говорит он. — Конечно, я понимал, чего хотела Мамавин, и за это я должен был получить оружие. Но для меня это было так трудно. Не сердись, когда я говорю, что «мы из долины» (так дани называют себя) не испытываем тех чувств к белой женщине, какие испытываете вы, поэтому нам очень трудно поиграть с ней.

— Что же вас отличает? — спрашиваю я.

Дани, как и все дети природы, весьма тактичны; видимо, этим объясняется, что я не сразу получил ответ на свой вопрос. Обахарок не употребляет слов «белые женщины», он говорит о неких мафф-мама. Дарсоно поясняет, что мафф происходит от английского Missionery Aviation Fellowship[15]. Видя, что белые женщины появляются из самолетов авиакомпании МАФ, дани называют их мафф-мама. Обахароку было невдомек, что Вин Сарджент не принадлежала к числу миссионеров, вообще не имела к миссии никакого отношения. Однако, как и другие мафф-мама, она, с точки зрения дани, дурно пахла.

— Она мазалась чем-то таким, от чего запах был еще хуже. Наши женщины пахнут хорошо, должно быть, оттого, что употребляют старый свиной жир, — поясняет Обахарок. — Стоит женщине помазать затылок старым свиным жиром, как она возбуждает мужчину.

С этими словами он натирает лоб затхлым жиром и золой из очага — как вождь, он имеет на это право. Над нами подвешен завернутый в пальмовый лист жир; от тепла он почти растаял, и на голову то и дело падают жирные капли. Это своеобразное «благовоние» сродни зажженным палочкам ладана, употребляемым на Дальнем Востоке, и, хотя плохо пахнущие капли порой действуют мне на нервы, я понимаю, что это знак внимания со стороны Обахарока.

Насколько я мог понять из дальнейшей беседы, мужчин дани возбуждает не столько вид обнаженной женщины, сколько ее затылок. Обахароку показалось неприятным, что Вин Сарджент мазала затылок каким-то «дурно пахнущим жиром и вонючей водой» (судя по всему, питательным кремом и духами).

— Мне очень хотелось ей угодить, — говорит Обахарок, — и я велел одной из моих жен принести в хижину свиного жира. Но Мамавин отшвырнула его.

Как бы то ни было, и эта брачная ночь закончилась так же, как кончаются все брачные ночи. Ночью Обахарок выполз из хижины и, глядя на луну, вскричал:

— Я поиграл с мафф-мама! Теперь меня ждет смерть! Вы, духи моих предков, помогите мне, потому что я сделал это, чтобы отомстить за поражение нашего рода!

Только три из пяти жен Обахарока живут в той же деревне; две другие находятся в соседней, и он частенько их навещает. Услышав крик Обахарока, его жены выскочили на двор и разразились плачем.

— Они, конечно, очень гордились тем, что мне удалось поиграть с белой женщиной… Такое им было в диковину — никто до меня на это не осмеливался, — продолжает Обахарок. — Хотя Мамавин и не отличалась от других женщин, она была не просто человек, а почти птица-дракон. А мои женщины видели, как мужчина, который приблизился к дракону, был убит тут же, на месте.

(Насколько я мог понять из этого весьма туманного объяснения, женщины видели, как человек погиб от вращения воздушного винта.) Жители деревни плакали все громче, и к исходу ночи ими овладела настоящая истерика. Они верили, что духи предков были против случившегося, и прежде всего потому, что «Мамавин не закапывала свои испражнения». Это противоречило законам природы, значит, Обахароку суждено было умереть.

Женщины долины Балием, как и большинство других папуасских племен внутренних районов Новой Гвинеи, соблюдают следующий обычай: и мужчины и женщины отправляют свои естественные потребности втайне, чтобы испражнения не достались нечистым силам. Они закапывают состриженные ногти и затаптывают менструальные выделения, причем в таком месте, которое известно только самой женщине. Мамавин же не придерживалась этих обычаев, ее не было среди женщин, по утрам пробиравшихся в высокую траву кунай[16] или же в заросли среди гор в поисках местечка, где они зарывали выделения. Вот почему, по их мнению, Мамавин — легкая жертва для нечистой силы и Обахарок обязательно умрет.

Но наступило утро, а Обахарок по-прежнему был жив и здоров. Мамавин появилась в своем йокале и направилась к ручью, где она, как обычно, совершала свой утренний туалет.