Путешествие в Персию

В Ираке (по-Персидски Арах) еще бесплоднее и суше. Первый ваш ночлег в этой провинции был в караван-сарае. Сквозь широкие и темные ворота нас провели в обширный двор полуразрушенного огромного строения. Также по темной витой лестнице, я взобрался на террасу. Там у дверей, завешенных пестрыми занавесками, стояли маленькие девочки) ясно, что за дверьми стояли большие. Я бы мог, как будто нечаянно, по неведению, приподнять занавесь, но несколько собак оскалили уже на меня зубы; я сбежал вниз и пошел смотреть квартиру, приготовленную для меня. В ней было нечисто, сыро и темно; нельзя было не упрекнуть михмандара, еще недавно получившего от меня несколько аршин сукна, и его помощника, которому за день подарил часы, чтоб они охотнее мне служили, Последний предложил мне квартиру на той террас, где не удалось мне сделать рекогносцировки. Хозяин караван-сарая, старик суровый, подозрительный, воспротивился этому распоряжению, и возразил, что рядом с этой квартирой живут женщины из пяти домов, очищенных для помещения свиты посланника, и что следовательно означенную квартиру мог бы занять только посланник, потому что он женат. Однако же на сопротивление старика не обратили внимания, и начали переносить мои вещи, между тем как я, в ожидании_} расположился с доктором Капгером под открытым небом на ковре, греться на солнце и курить сигары, с бутылкою портера, которым мы запаслись в Тавризе. Наконец известили меня, что все готово. Я пошел на верх, и был очень доволен моим помещением, где толпился уже камин, и свежий воздух проникал сквозь окно с решеткой из глины, довольно оригинальной работы.

После обеда, перед вечером, очень. довольный собою, я взялся за кисть и перо, и не прежде, как э полночь, позвал своего человека. Пока он приготовлял ин что было нужно для ночлега, я взял свечу и подошел к стен, на которой заметил что-то вроде налепленных дынных семян мне вообразилось сначала, что кто-нибудь ел дыни и для забавы бросал внутренность их на стену. Странная забава, подумал я, приближаясь и не веря своим глазам: проклятые семена шевелились, медленно ползали…. волосы стали на мне дыбом, лихорадочный озноб пробежал по всему телу. Меня отбросило назад; испуганным взором окинул я комнату, все стены покрыты были как будто подвижными обоями, составленными из насекомых…. Как исступленный, я крикнул, перебудил людей, велел переносить постель и все вещи, в тот подземный грот или обширный погреб, который прежде назначен был мне на долю. Вообразите вой собак, злых телохранителей гарема, и их остервенение против нас, при ночной и внезапной передряге. В темноте я бежал по телам спящих на террасе людей, ни чему не внимая, соскочил в несколько прыжков с лестницы, похожей на обрыв пропасти, и в ожидании переселения, ходил тревожно в халате по двору и около караван-сарая: часовые приняли меня за своего брата Персиянина, и следовательно за вора, закричали по своему караул, и намерены были меня схватить; но я успел уже вбежать в свой погреб. Там старые стены по крайней мере были покрыты только щелями; В них могли водиться тараканы, но своды этой тюрьмы светились от сырости, а сырость и холод для них неблагоприятны. Несмотря на эту уверенность, я однако ж заметил небольшое число этих черных гадов; но Абдулла, Фераш мой, немедленно же их уничтожил, — они пали под ударами башмаков его, — я лег, и наконец заснул.

Поутру михмандар с любопытством пришел осведомиться, что со мною случилось ночью; а хозяин караван-сарая с важностью объявил мне, что комната, в которой я спал, была прекрасна, и что сам Шах-Аббас ночевал в ней не раз.

Два следующие ночлега были в деревнях очень бедных; но в мазанках по крайней мере не было насекомых. Дома эти, построенные из глины, или просто из грязи, несколько похожи на Малороссийские избы. В них сносно, — пожаловаться нельзя. Несчастные крестьяне, которые живут в них, весьма понятливы и услужливы. Не смотря на бедность этих деревень, михмандар успевал доставлять нам все в изобилии, т. е. все то, чего можно ожидать в деревне: молоко, хлеб, простоквашу, арбузы, дыни, бесподобные гранаты, единственный виноград, лимоны и даже вино.

В расстоянии 3 агачей или 33 верст от Зенгана, ночлег мой был в большой комнате без окон, с двумя скважинами в потолке для освежения воздуха; но воздух не освежался, мне было душно; я встал в три с половиною часа ночи, велел себе сделать настой (шербет) из алюбухары и гранатного соку, выпил стакан, и только что показалась заря, отправился в Зенган. Товарищи мои еще спали.