Путешествие в Персию

Погода несколько изменилась, дул сильный ветер, но не холодный. Здесь местность также неимоверно бесплодна, как и на всем расстоянии от самого озера Севан, где кончается Дилиджанское ущелье. Эривань, Нахичевань,' Тавриз (по тамошнему Тебриз), Миана — посреди пустыни. По всем долинам и горам печальный цвет золы, как будто Божий гнев опустошил и превратил в пепел всю эту страну. Напрасно взор путешественника, утомленный унылым однообразием, стремится вдаль, и будет искать какого-нибудь предмета отрадного для души: он не увидит ничего, кроме мертвенности и гор свинцового цвета.

В полдень я приехал в Зенган, с моим ферашем (которого мне рекомендовали как большого плута, но честнее его нельзя было найти в Тавризе). По предположению мне надо было бы приехать гораздо раньше.; Туркменская моя лошадь почти во все время шла рысью.

Зенган небольшой; город серого цвета, как и прочие, но довольно живой. Я проехал по базару, потом провели меня через развалины дворцов, в несколько ворот, которые постепенно суживались и становились ниже. Я слез с лошади, чтоб не разбить голову, и меня ввели в сад, наполненный людьми. Тут было несколько строений. Мне указали лучшее из них, один из домов градоначальника, бывший прежде жилищем Шахов. Взбираясь по худой, узкой, витой и крутой лестнице, я вдруг, как из-под земли, очутился в чудном дворце. Только калейдоскоп может подать мысль о. волшебной прелести Форм и цветов, столь внезапно ослепивших мой взор. Золото, хрусталь и все радужные цвета повсюду горели в пространном лабиринте сводов и галерей. Я не сходил с места, как будто боясь разрушить очаровательный чертог моими нескромными шагами.

Легкость в блестящей архитектуре этих палат так необычайна, что они показались мне созданными не для людей, а для каких-нибудь духов, обитавших в Персии, когда она была еще цветуща и прекрасна, во времена Шехеразады. Я помещаюсь в верхнем этаже восьмиугольной залы. Ряды тонких зеркальных столбов поддерживают восемь горниц, наподобие лож театра. Зеркальные призмы в стенах и потолке ярко блестят в чудном смешении по золотой живописи цветов, как будто только что сорванных, изображений охоты, битв, пышности царской и неги любви. Все полы устланы драгоценными коврами; радужные лучи солнца таинственно проникают сквозь прозрачную мозаику из миллионов разноцветных стеклышек. Мне казалось, что все стены чудно составлены из драгоценных камней. Огонь сапфира, яхонта и изумруда горел в мелких узорах окон.

Я взглянул вниз: там обширный бассейн воды занимал средину этого восьмиугольного здания и бил фонтан, а кругом были комнаты, где раздавалось журчание кальяна и говор ленивых слуг. Я осматриваю все, иду из одной горницы или ложи в другую, — все они разнообразны и все прекрасны; каждая отделена от другой зеркальною дверью и парчовой занавесью. Под моими ногами ковры завалены фруктами и конфетами в баснословном изобилии.

Наконец я восседаю, мне приносят богатый кальян из золота. Гостеприимный хозяин, Гакем или губернатор Зенгана, приходит и садится против меня, не говоря ни слова, из вежливости и приличия, чтоб не тревожить меня, и как будто не вынуждать говорить на языке, которого я не знаю. Но на лице его заметно заботливое беспокойство хозяина: довольно ли навалено конфет, довольно ли красив чертог его; тихо приказывает он, чтоб скорее принесли кофе и чай, а особенно, чтоб спешили подать плов, челоф, чурек, мюрек и проч. Премилый человек! «Как изъявить ему мою благодарность за такое радушное гостеприимство? Все эти богатства хотя и не для меня были приготовлены, однако же я также ими пользовался. Щедрость его меня уничтожила, я был безмолвен, у меня недоставало слов выразить мою благодарность по-Татарски, а еще менее по-Персидски (Фарси).