Путешествие в прошлое

— Литературы об этом мне не попадалось. Но я догадываюсь: мое внимание ко всем тонкостям душевных переживаний развивает канал чувственности. Он — мостик к двойнику, а дружба с этой частью сути дает многое. Двойник становится активным, т. е. ангелом-хранителем. Когда мой ум не мешает, энергетика автоматом переходит в подчинение ангела. Физическим развитием я помогу ангелу сделать энергетику управляемой.

— Для этого надо освободить Эго от механической связи с инстинктами, рефлексами, — продолжила она. — Эго тебя не слушается, потому что с самого начала ты его использовал не по назначению. Вы ставите перед собой задачу выживания, удовлетворения животных потребностей. О возможностях Эго вы только догадываетесь по случайным феноменам.

Глава 15. Храм Изиды

Я спросил Незнакомку:

— Любопытно, как вопрос об энергетике был разрешен в прежних цивилизациях?

— Когда я проходила обучение в Ассизе, то заметила, что привлекаю внимание атлантов и яйцеголовых. Первые были очень общительны, веселы и часто предлагали мне состязания в написании песен или стихов. Вторые очень малословны и вступали со мной в контакт на расстоянии. Образно-мысленный обмен с ними был всегда интересен. При медитациях они давали мне яркие, впечатляющие картины, и было увлекательно изучать историю и географию Земли, историю планет и звезд. В словах они были невыразительны, скупы и сдержанны. Я не замечала за собой особых талантов, среди учеников не выделялась и считала, что внимание это как к дочери лучшего воина. Рассказать можно много интересного…

Как я выяснила, между этими представителями двух рас шел постоянный спор об их назначении на Земле. Атланты считали, что только искусство приблизит человека к богам. Яйцеголовые считали, что только любовь Истинная, всеобъемлющая сможет решить все проблемы в будущем, и тогда все предки смогут вернуться на Землю. У меня было много встреч с главным жрецом, который уверял, что мне необходимо пройти путь до богини любви, и мы вместе посещали храм Изиды. Ты хочешь посетить этот храм? — спросила она меня вдруг.

— Как это — посетить? — растерялся я.

— Мысленно, конечно. В моей памяти.

— Хочу, — сказал я не совсем уверенно.

— Ты чего-то боишься?

— Не знаю.

— Обними меня крепче. Слушай внимательно, слушай мое сердце. Доверься мне, чувствуй мое тепло, слушай только мой голос. Время, как черная река, течет и уносит нас вместе. Мы увидим наших предков. Слушай мое сердце.

Я не подозревал, что бархатный черный цвет может быть так притягателен своей глубиной и чем-то еще невыразимым. У меня не было испуга, не было сопротивления. Я почувствовал, как становится тепло, уютно. Какая-то мягкость в ощущениях, расплывчатость, все начинает светлеть. Слегка зеленоватый фон, который сгущается в пятна. Они темнеют, и меж ними пробиваются все ярче солнечные лучи. Я иду между могучими деревьями хорошо знакомого леса. Справа идет в сером балдахине высокий, стройный, легкий, хорошо знакомый мужчина. Кожа была странного голубовато-серого оттенка, напоминающего вороненую сталь. Лицо аскетическое, резко очерченные правильные линии, череп без признаков волос с вытянутой вверх макушкой. Лицо казалось мне красивым, хотя совершенно отличным от современных лиц. Вот он повернул свое удлиненное лицо в мою сторону, мягкий взгляд серых глаз. Казалось, он подбадривал меня и вот-вот улыбнется, но все же лицо было строго. Легкое движение его руки, и я посмотрел в том направлении.

Перед нами было громадное здание, напоминающее Пизанскую башню, только без наклона. По двум сторонам гигантского входа крылатые сфинксы. Я сразу почувствовал себя муравьем.

Пока боролся с удивлением, восхищением и робостью, уже прошел внутрь. Необъятная зала, полумрак, стены шли по окружности, и возле них была глубокая тень. Равномерно друг от друга стояли огромные чаши, в которых колыхалось пламя. Они не давали полного освещения, блики света уходили вверх. Все пространство было заполнено звучанием, оно тоже уходило вверх. У ног — сквозняк.

Ближе к центру залы по кругу установлены трубы разной высоты, диаметра и материала. Их было более полусотни. Около каждой трубы на гладком полу лежала циновка, и сидел мужчина, как йог, руки впереди и ладони чашей. Все неподвижны и сосредоточены. А трубы звучали то тише, то громче, сливаясь в красивом аккорде, то зовущим куда-то, а то утверждающим восторг. Звуки уходили вверх и волной возвращались вниз. Все это вызывало во мне бурю переживаний, но побеждало недоумение, желание понять.

Неожиданно услышал бесстрастный голос, тембра не ощутил. Оглянулся — главный жрец объяснял, но губы не шевелились. Мне уже было не до удивления. Я жадно слушал, а он объяснял как бы я сам себе.