Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918

«Когда большевики, наконец, победили в ноябре 1917 года, мы – единственные среди всех представителей союзников и агентов делали в тот момент что-то реальное, чтобы помочь большевикам удержаться, признали, что они на самом деле твердо продержались весь жизненно важный период войны. И мы одни, похоже, понимали, что если мирные переговоры, которые в то время были предприняты в Брест-Литовске, были бы сорваны, то было бы необходимо проявить оперативность и мудрость, имея дело с руководителями большевиков. Для этой задачи на редкость удачно подходил Реймонд Робинс, ибо обладал теми самыми качествами, из-за которых, вероятно, он приобрел себе множество врагов и здесь и там. Он – великий идеалист и человек почти слишком широких человеческих симпатий, если вы можете понять, что я имею в виду. (Слишком сочувствует другим людям.) Таким образом, у него возникла сильная привязанность к Ленину и Троцкому, фанатическим лидерам, каковыми они являются. И, несмотря на то что эти лидеры понимали, по их собственному признанию, что Робинс много работал, его деятельность активно поддерживалась миллионами долларов Томпсона и комитетом Брешковской, чтобы лишить их власти… Когда мне было приказано выехать домой, он даже заставил русских и самого себя думать, что меня отправляют к президенту Вильсону, чтобы объяснить ему, как можно лучше помочь большевикам, если они откажутся подписать мир с Германией.

Мое собственное интервью с Троцким, которое было представлено в ложном свете в Америке… сыграло свою роль в укреплении нежелания русских подписывать мир».

«Джудсон был убежден, что Робинс, и некоторое время он сам, «эффективно подбадривали большевиков сопротивляться условиям германцев, кормя их обещаниями, которые, как мы надеялись, были не пустыми». И таким образом мы вносили вклад в затягивание «подписания мира, который едва ли можно было назвать миром». Однако те, кто делал эту работу, которую он рассматривал как ослабление Германии на Западе, «кажется, сейчас почти несправедливо получают одни только оскорбления». Я, как вы знаете, по природе человек веселый, но я не доживу, чтобы увидеть, как эта несправедливость будет исправлена».

В отличие от Локкарта Робинс даже не мог отправить телеграмму правительству. Ему нужно было разыгрывать сцены перед Фрэнсисом, чтобы заставить его послать какие-нибудь телеграммы в Вашингтон. Все они были подписаны Фрэнсисом, который, после отправки рапортов Робинса, часто добавлял свои противоречивые замечания. (Робинс мог телеграфировать только чиновнику Моргана Дэвидсону, своему шефу по Красному Кресту в Нью-Йорке, или посылать донесения через Вильяма Бойса Томпсона.)

Судьба рапортов Робинса, когда они, наконец, достигали Вашингтона, – это уже другой вопрос. Некоторое время спустя вашингтонский корреспондент газеты, издаваемой в Филадельфии, Линкольн Колкорд, отправил Робинсу некоторые отрывки из его личного дневника от 18 марта, чтобы показать ему, что Государственный департамент и другие официальные лица, которые должны были что-то знать, на деле ничего не знали о вопросе Ленина-Троцкого.

Колкорд добавляет: «Первые новости, которые мы узнали об этом, поступили к нам в начале лета, когда вы прибыли в Вашингтон. Из всего этого я полагаю, будет справедливо предположить, что Польк [на то время, когда Вильсон отправлял послание на съезд Советов, Франц Польк был действующим государственным секретарем] ничего не знал об этих переговорах, и я всегда буду полагать, что президент не знал об этом. Я думаю, это дошло до [государственного секретаря] Лансинга, и он сунул дело в долгий ящик. Как вы знаете, полковник Хаус признался мне 9 августа, через неделю после интервенции, что он никогда раньше не видел и не слышал об этих контактах» 72.

Помимо того факта, что Робинс верил, что послание достигло Вашингтона, и Англия, и Соединенные Штаты имели множество возможностей предложить помощь с этим посланием или без оного. Джудсон еще в январе предполагал некоторого рода сотрудничество, а записки, которые он сделал по пути в Америку, буквально дышат ощущением необходимости того, что ужасный Брест-Литовский договор должен найти поддержку из Америки и что это его последний шанс помочь России, а Россия, в свою очередь, поможет ему. Он даже отметил в своем дневнике, что Соединенные Штаты должны послать пропагандистов разного калибра (очевидно, имея в виду Сиссона), которые смогут понять революцию, и сухо предложил, что в порядке вещей должен быть честный подход.