Путешествие в Россию

На следующий день, 28-го августа, после того как то, что было изменено предшествующей ночью, было прочитано снова, записано, скреплено нашими печатями и утверждено, мы снова отправились в царскую резиденцию. Царь, усевшись на свой трон, обратился к Грегерсу, Арнольду и мне, говоря, что он намеревается скрепить крестным целованием то, что его бояре обсудили с нами и решили; он тотчас же приказал прочитать ему [эти] грамоты, имеющие обязательную силу, [и] на чтение их потратили час.

Так как в это время мы находились довольно близко от него и видели его одежду, отличавшуюся большой роскошью, мне кажется, здесь уместно сказать и [о том], как он был одет, и как вел себя, и какие обычаи [при его дворе].

Он был одет в красную шелковую тунику, с нашитыми драгоценными камнями и самоцветами, с шеи его свешивалось украшение из золота и драгоценных камней[597], похожее на те [украшения], которые некогда имели обыкновение носить наши знатные дамы в Дании[598], на голове у него была золотая корона, надетая на головной убор с драгоценными камнями и самоцветами, в руке он держал золотое яблоко величиной с детскую голову[599], оно все было отделано драгоценными камнями, приблизительно напоминая форму [детской головы]. Рядом с ним находилось [некое] позолоченное приспособление, предназначенное для вкладывания [туда этого] яблока. После того как он долго держал его в правой руке и часто поднимал, он клал его [туда]; также он поместил в золотую чашу, которая была для этого приготовлена, и свои головной убор и сидел с непокрытой головой. (См. рисунок на с. 331 наст, изд.[600]

Между тем во время чтения документов он занимался совершенно другими делами, так что казалось, что он присутствует [здесь] лишь телом, а не душой: он подзывал к себе бояр, обращаясь то к одному, то к другому, посмеиваясь и разговаривая, и так провел все это время[601].

Тогда же недалеко от него находился Богдан Иванович Бельский[602], к которому он обращался с веселым видом [и] со всей возможной приветливостью показывал ему свои перстни, весьма дорогие (ими у него были унизаны все пальцы и на правой, и на левой руке); вытягивая руки, он прикасался к золотым ножнам, спрятанным под накидкой и выставлял их на обозрение, проводя рукой по позолоченной портупее. Кроме того, в правой руке он держал скипетр, инкрустированный сверкающими камнями, на ногах у него были надеты сапоги, украшенные драгоценными камнями. По обеим сторонам от него стояло четыре юноши, одетых в белые шелковые одежды, с золотыми цепями и вооруженных топориками. Сын занимал свое место, он был одет в красную тунику, в руке держал позолоченный клинообразный посох[603].

Когда чтение документов подошло к концу, князь подозвал к себе двух бояр, державших чашу, и приказал принести грамоты. Взяв их, он поднялся и рукой, украшенной [перстнями], как султаном[604], с большой торжественностью и важностью положил королевские [грамоты] в чашу, сверху на них возложил свои, а поверх них также каменный[605] золоченый крест; приблизив чашу к лицу, он поцеловал крест, произнеся [при этом], что будет соблюдать обещания и честно все хранить[606].

После этого принесли Новый Завет, написанный на русском языке, мы возложили на него пальцы, поцеловали Евангелие св. Иоанна и, как нам было поручено[607], поклялись от лица нашего короля, говоря, что он со своей стороны также будет нерушимо все хранить[608].

После того как это было произведено, он приказал нам сесть, принесли три чаши с медом, и он дал каждому из нас выпить по очереди. Взяв их из его рук, мы их осушили, [а] он, протянув нам руку, попрощался с нами, то же сделал и его сын[609]. Оба они поручили нам пожелать от них нашему королю доброго здоровья.

С такими напутствиями нас отпустили, но прежде мы поблагодарили его за оказанные нам милости и попросили его об освобождении пленных ливонцев из областей Эзель и Вик, на что он дал согласие[610]. Исполнив все это, мы вернулись домой, если не ошибаюсь, в 12 часов пополудни.

После обеда явился посланец от одноглазого (который часто приходил к нам и [должен был] о нас заботиться) с сообщением, что царские дары уже приготовлены, и он хотел бы нам их принести; то же самое немного позже он объявил во второй раз, а затем и в третий, намекая в разговоре, что [одноглазый] хотел бы показать [своему] царю те подарки, которые должен был, [по его мнению,] получить от нас.

После его ухода наконец пришел сам [одноглазый] с дарами в виде мехов, которые несли 43 человека, все они [подарки] были записаны в списки, и каждому были предназначены свои.

Подарки, действительно, были чрезвычайно ценными — если их оценить по справедливой цене, они могли быть проданы не дешевле нескольких тысяч талеров. Было 27 сороков[611] меха соболя, 17— куницы, однако прочим, кроме Грегерса, Арнольда, Поуля Верникена, Юхана Вестерманна, Юргена Свава и меня, то есть тех, кто преподнес подарки царю, ничего дано не было.