Путешествие в Россию

23-го [августа] после ничем не заполненного дня мы снова были приглашены во дворец. При этом нам было предписано не брать в сопровождение больше 20 слуг. В том же порядке и с той же пышностью, что и раньше, мы отправились [ко двору]. Те же стрельцы и те же бояре оказались там же, а царь и его сын занимали свои обычные места. [Едва] мы вошли в двери его дворца, переводчик объявил нам, чтобы мы сели на поставленные здесь скамьи, но лишь только тела коснулись сидений, он приказал встать и идти в место, предназначенное для переговоров. Когда мы пришли туда, советники, которые уже раньше начали переговоры с нами, снова спрашивали о причине[587] нашего посольства и занимались этим делом, если мне не изменяет память, с 9 часов до первого часа пополудни. Когда это было закончено, мы вернулись домой.

На следующий день после этого, [а это был] день св. Варфоломея[588], посетив царя, мы нашли его на обычном месте, одетого в шелковую тунику зеленого цвета, а сына его, [одетого] в красное; повидавшись с ними, мы удалились и, после того как потратили небольшое количество времени на усаживание и вставание, начали дальше заниматься нашим делом и вели его с очень большими трудностями[589]. Невозможно высказать, сколь великая опасность — быть среди них, как много нужно было нам затратить труда и усилий на [ведение] этого дела.

Как ведут себя эти варвары, ты можешь заключить даже из того, что все, что бы они ни говорили, они считают незыблемым и твердым и, более того, они при переговорах не позволяют возражать себе, не придерживаются никакого порядка, но говорят необдуманно обо всем [сразу], бросаются то туда, то сюда, смотря по тому, что придет им в голову, не удостаивают внимательно выслушать [чужие] слова, перебивают и, по греческой пословице, действуют в своих интересах[590], рассматривают только то, что предлагают сами; а если предложат что-нибудь, что им не нравится, они говорят, что это вздор и не имеет никакого отношения к делу; они думают хорошо только о себе и остальных по сравнению с собой считают ничем. На основании этого справедливо можно сказать: “Среди хороших ты будешь хорош, среди дурных — дурен”[591].

Да и их князь отличался таким гордым и надменным нравом, что без конца поднимал брови, выпячивал грудь, раздуваясь всем телом, в особенности когда выслушивал свои титулы. Больше всего подходит сюда поговорка: “Каков властитель, таковы и нравы его подданных”.

Кроме того, они хитры и изворотливы, упрямы, своевольны, враждебны, недружелюбны, порочны[592], чтобы не сказать бесстыдны, склонны ко всяким мерзостям. Они [предпочитают] использовать насилие, а не разум. Поверь мне, они отказались ото всех добродетелей.

27-го [августа], после того как все было уже записано, одноглазый пригласил нас в крепость; получив лошадей, мы прибыли туда. Когда мы вошли в нее, все его бояре были на месте — одни находились в повозках, другие — на лестницах, по которым мы поднимались, сверкая царскими одеждами, они изображали величайшую важность. Пройдя мимо них, мы вошли в тронный зал [и] с почтением приветствовали [великого] князя, этот обычай стал для нас уже привычным, после того как мы столько раз представали “пред ясные очи” (если воспользоваться их словами)[593].

Пройдя отсюда вместе с советниками в обычное помещение, предназначенное для ведения наших дел, мы вели [переговоры] с 9 часов до часа пополудни. Нам показалось, что все наше дело уже закончено[594]. Мы оставили в крепости Поуля Верникена, чтобы он переписал бумаги набело[595]. После того как мы долгое время ожидали его возвращения, глубокой ночью, почти в 12 часов, к нам пришел посланец [царя] и нагло заявил, что царь изменил формулировки в некоторых статьях [договора], изъяв и объявив недействительным то, что мы накануне утвердили в окончательном варианте и зафиксировали письменно. Он сказал, что, если мы не пойдем навстречу желанию [государя], все наше дело окончится неудачей. Поэтому будет благоразумным, если мы немедленно откроем ему, что мы намереваемся делать. Едва лишь он изложил порученное, как прибыл другой [посланец] и потребовал как можно скорее дать ответ.

Невозможно выразить, как мы, услыхав это, были поражены по разным причинам и в какое сомнение погружены, в особенности потому, что мы были уже спокойны за [свое] дело, ведь накануне [стороны] в беседе друг с другом обсудили и решили все [вопросы] с величайшей предусмотрительностью, и более всего потому, что нам не было дано времени на размышление. Поэтому, так как не было другого выхода, самым безопасным решением нам показалось подписать и утвердить то, что способствовало бы миру и спокойствию[596].

Я чуть было не забыл сказать, что все дела они делают ночью; пока мы там находились, они не спали ни одной ночи, но стрельцы и днем и ночью оставались на том же самом месте, где они находились [и] в тот день, хотя только один Поуль Верникен, занятый (как было сказано) переписыванием документов, оставался [еще] в крепости.