Путешествие в Сиам

Как-то ночью, в первом часу, собираясь отойти ко сну, подобно самому обычному человеку, король раздумывал, как наиболее точно передать по-английски значение сиамского слова «пхи», которое имеет множество толкований [150]. Наверно, с час ломал он голову, словно одержимый тем самым дьяволом, но, так ничего и не надумав, отправил одну из своих менее торжественных барж за британским консулом. Английский чиновник, воодушевленный и встревоженный столь внезапным вызовом, быстро оделся и поспешил во дворец. В дороге он перебирал все возможные причины, побудившие короля послать за ним. Это могли быть вопросы политики или дипломатии, революция или вторжение. К его великой досаде и к не меньшему изумлению, короля он застал в домашнем платье, с сиамско-английским словарем в руке. Тот мучился сомнениями, решая, на каком из двух синонимов остановить свой выбор: «дьявол» или «бес». Его Величество со всей серьезностью изложил консулу суть своих затруднений, и тот, злясь про себя на «поразительную», как он выразился, «абсурдность» ситуации, в которой он оказался, любезно помог королю разрешить его дилемму и, настроившись на философский лад, удалился в свою резиденцию.

Посему неудивительно, что Пхра-Алак испытывал благодарность, если ему выпадала привилегия подремать пару часов в уютном солнечном уголке.

– Мам-кха [151], – сонно пробормотал он, – надеюсь, что в другой жизни я буду свободным человеком.

– Искренне на то надеюсь, Пхра-Алак, – отозвалась я. – Бог даст, ты станешь англичанином или американцем, ибо тогда ты уж точно будешь независимым.

Невозможно было не жалеть этого несчастного старика, вечно согбенного, привязанного к своей работе и абсолютно бесправного! Мало того, что его вызывали в любое время дня и ночи, так ему еще приходилось терпеть угрозы. Его могли в любую минуту заковать в кандалы, дать пинка под зад или ударить по голове [152], выбранить самыми страшными словами и оскорбить, а в следующее мгновение сделать фаворитом, наперсником, близким другом – как то заблагорассудится Его Величеству.

Бедняга Пхра-Алак! Обычно он смиренно сносил свои большие и маленькие беды, но бывало, что его кротость не выдерживала испытания на прочность, и тогда его слабая угнетенная натура восставала. Он кидался в свой маленький уютный домик, стоявший примерно в сорока ярдах от Большого дворца, и там находил короткое отдохновение в обществе своей молодой супруги, на которой он недавно женился. Король, проснувшись, посылал за ним, а он либо сказывался больным, либо прятался под ворохом покрывал, заставляя миссис Пхра-Алак докладывать, что его нет дома. Этот примитивный трюк он практиковал так часто, что его банальность приводила короля в ярость, и он неизменно велел своим людям схватить трепещущую сообщницу секретаря и бросить ее в жуткую темницу, где несчастную женщину держали в заложницах до тех пор, пока муж не являлся к королю. В сумерках бедняга подходил к воротам дворца и, раскаявшийся, перепуганный, падал ниц. Потом Его Величество (он имел своих шпионов в каждом уголке города и был прекрасно осведомлен, чем были вызваны «болезнь» или отсутствие секретаря), совершая прогулку, замечал на пороге «больного», приходил в бешенство и велел одновременно лишить его головы и отсчитать ему шестьдесят ударов по голой спине. И, пока слуги метались туда-сюда – один бежал за клинком, второй – за плетью, – король, продолжая неистовствовать, хватал первое, что подворачивалось под руку, и давай лупить близкого друга по голове и плечам. Выпустив пар, он отправлял секретаря за чернилами и папирусом и принимался сочинять письма и указы, а также назначать встречи, пока не появлялись слуги с саблей или плетью (которые в таких случаях не спешили приносить). Возможно, надиктовывая распоряжения, король в какой-то момент вспоминал про томящуюся в темнице сообщницу-жену и велел своим людям «отпустить ее на свободу».

Рабство в Сиаме – удел людей гораздо более образованных, нежели его жертвы в странах Запада в нынешнее время. Пхра-Алак с детства был рабом Его Величества. Они вместе играли, учились, вместе приняли монашество. Некогда раб, наперсник, товарищ по играм и учебе, он как никто другой подходил на роль личного секретаря своего закадычного друга-короля. Вергилий одного своего раба воспитал поэтом, а Гораций был сыном освобожденного раба. В Древнем Риме зачастую рабами были лекари и хирурги, а также наставники и учителя, чтецы и актеры, писари и секретари, певцы, танцоры, борцы и паяцы, архитекторы, кузнецы, ткачи, сапожники и даже оруженосцы. Образованные рабы применяли свои таланты на том или ином поприще для обогащения своих хозяев. В Сиаме это происходит по сей день. Mutato nomine, de te fabula narrator [153], Пхра-Алак!