Что касается до религии, то самоеды в Томской губернии давно уже крещены, но во многих местах все-таки придерживаются еще язычества и в этом отношении мало отличаются от своих северных соплеменников[95]
. И те, и другие признают единого бога, который называется Нум, Ном,[96] Нонг, северные самоеды так, однако ж, боятся его, что с видимым трепетом произносят настоящее его имя и охот нее употребляют эпитет Йилеумбеарте, то есть страж скота (оленей). Томские самоеды придают Нуму эпитет Илъдша, Ильдиа (Ildja)[97] — старец, дед, соответствующий Укко[98] финской мифологии, хотя Укко и был первоначально толь ко эпитетом Юмалы[99]. Нум, по их мнению, царит над всеь творением, но настоящее жилище его — высь неба, которое поэтому и называется Nu-siindje (от Num — бог, в родитель ном падеже Nu, и siindje — внутреннее). Во всем, что происходит в воздухе и в нем зарождается, как, например, в снеге, дожде, ветре, грозе (Ildschan-Nom), граде (Nyrn-Nom) самоед видит непосредственное присутствие Нума. Впрочем, он представляет себе Нума существом для человека недоступным, не умилостивляемым ни жертвами, ни молитва ми, и часто применяет к нему русскую пословицу «До Бога высоко, до царя далеко». Совершенно подчинены Нуму и зависимы от него так называемые у томских самоедов лохе ты (Lohet)[100], или лосеты (Loset), единст. Loh или Los, обдорс. хахе, или съядеи (Hahe, Sjadaei), ост. Lonk. Это также незримые духовные существа и потому недоступные для обыкновенного человека. Только шаманы обладают сверхъестественной способностью видеть лохетов, говорить с ними и выпрашивать у них самих или по их ходатайству у самого Нума совет и помощь для себя и для других. Шаманы в Томской губернии обладают, сверх того, необыкновенным искусством овеществлять лохетов так, что они делаются полезными, охранительными божествами для всякого. Точно так же и северные самоеды сильно преданы фетишизму, но у них божественная сила фетиша не зависит, кажется, безусловно от шамана, потому что они поклоняются не только идолам, сделанным руками человека, но и необыкновенным камням, и деревьям, и другим редким естественным предметам. Томские же самоеды полагают, напротив, что фетиш необходимо должен быть сделан и освящен шаманом; более смышленые видят в них только изображения божества и сравнивают их с христианскими иконами. Вот в переводе что говорил мне о таких божествах один кетский самоед: «Узнал шаман, что у меня нет бога-хранителя, и приходит ко мне и говорит: «Послушай, друг, у тебя нет лоса, уж не хочешь ли ты сделаться русским?». — Тогда я даю шаману беличий, горностаевый или какой-нибудь другой мех, какой у меня случится. Шаман уходит с ним, а когда возвращается, то уж он дал этому меху человеческий образ и одел в такое платье, какое мы носим. Платье шил, однако ж, не он, оно шьется всегда непорочной девушкой. Когда лос совсем обшит и одет, я кладу его в корзину, которая также должна быть сплетена девушкой, и отношу корзину в чулан, в котором, однако, ничего не должно сохраняться, кроме бога и жертв ему. Кроме того, по нашей вере ни один женатый человек никогда не должен ходить около этого чулана, ни одна замужняя женщина не должна переступать его порога. Нужна мне помощь лоса в каком-нибудь деле, например, при зверином промысле, при рыбной ловле, в болезни и т.п. — я приношу ему жертву. Но так как я женат, я не могу приносить жертву сам, а должен просить об этом кого-нибудь из холостых. Жертва состоит обыкновенно из белок, горностаев, красивых лент и платков, из ситцевых и суконных лоскутьев, из бус и бисеру — все это кладется в корзинку. Деньги приносим мы в жертву одному русскому Богу, а для нашего временами завариваем еще сверх того на охоте и на рыбной ловле котелок рыбы или мяса. Эту жертву может приносить всякий, даже замужняя женщина. Это делается так: перед лосом ставят блюдо или несколько блюд сваренного кушанья и, кроме того, кладут еще соль и хлеб, нож и ложку. Когда кушанье постоит несколько времени перед изображением бога, это все принимают и съедают сами жертвовавшие. Только кости не бросают собакам, а собирают и прячут в каком-нибудь уединенном местечке».