Путешествие в Сибирь 1845—1849

В честь первого апреля мне непременно следовало бы рассказать тебе какую-нибудь небылицу, но дело в том, что я почти без остановки и отдыха ехал от Томска до Енисейска и нахожусь после этого почти в таком же положении, как человек, которому ввалили добрых сорок палок. Если бы я не был уже закоснелым букво- и словоедом, я решительно ударился бы в изучение искусства спокойно разъезжать на воздушном шаре. Впрочем, самоеды и остяки рассказывали мне, что их предки некогда ездили верхом на орлах, и мне кажется, что и в наше время можно бы придумать что-нибудь в этом роде. Правда, что орлы год от года становятся реже, но ведь то же самое можно сказать и о людях. А право, стоило бы испытать верховую езду на орле; к сожалению, в Сибири я не видал орлов, видел только сов. Теперь спрашивается, не можешь ли ты переслать ко мне по почте хорошо выезженного орла из Финляндии? Почтовое ведомство, вероятно, не затруднится отправкой такого важного барина, тем более что при этом имеется в виду благая цель — продлить жизнь бедного страдальца. Не шутя, я боюсь, что скоро лишусь всякой возможности переносить трудности моего сухопутного странствования.

Твои письма и посылки от 24 декабря, 20 января и 10 февраля ожидают меня в Красноярске. Часто я думал и придумывал, на каком бы языке выразить тебе мою благодарность за все целебные бальзамы, которыми ты стараешься подкрепить и поддержать ослабевающую во мне жизненную силу. Шведский язык решительно не годен для этого, на финском, как недавно прочел я в «Morgenblatt», можно только лаять, еврейский язык я забыл, a Graeca non leguntur[126]. Уж не попробовать ли на самоедском? В этом языке нет даже слова благодарить, но дай самоеду глоток водки, ломоть хлеба, лоскуток сукна или что бы то ни было, — и он при случае пойдет за тебя на смерть. Я, право, начинаю думать, что вышереченное слово придумано каким-нибудь... желавшим дешевейшим образом отделаться от признательности, и потому совсем не благодарю тебя.

Случится, что Бергстади уедет раньше меня из Сибири, чего, впрочем, теперь не думаю, то я надеюсь в таковом случае справиться и один. Жизнь в Енисейской губернии так дорога, что едва буду в состоянии покрывать неслыханные издержки, которые повлекла бы за собой перемена моего спутника. И потому ни слова больше об этом предмете.

III

Статскому советнику Шёгрену. Маковская, 2 (14) апреля 1846 г.

Как ни устал я от трудного путешествия, спешу все-таки уведомить вас о том, что я приехал в Маковскую — небольшую деревню в 90 верстах к западу от Енисейска. Если я скажу, что эта деревня находится посреди дикой пустыни, окружена со всех сторон дремучими лесами и в настоящее время года разобщена почти совершенно от всего остального мира, то это, надеюсь, извинит небольшое уклонение, которое я позволил себе от последних полученных мною предписаний. Все это, по моему мнению, к лучшему; теперь я могу покончить мои исследования томского наречия в связи со всем, что относится к этому предмету, и, как только пройдет лед, начать плавание вниз по Енисею. Последнее обстоятельство особенно важно. Вам, конечно, небезызвестно, что так называемые (Клапротом) енисейцы недоступны большую часть года, потому что живут в дремучих лесах, на пустынных тундрах, по отдаленным озерам, маленьким притокам и т.д. Только раз в году выходят они из своих трущоб и появляются во множестве на берегах Енисея. Это появление совпадает с появлением перелетных птиц. С началом весны енисейские купцы плывут вниз к Толстому Носу с товарами для самоедов, и туземцы ждут их по всему течению реки. Я, конечно, плохо исполнил бы возложенное на меня ученое поручение, если бы не воспользовался таким прекрасным случаем. Но, чтобы воспользоваться всем, надобно было, наперекор вашему желанию, тотчас же проститься с веселыми городами Томском, Красноярском и Енисейском и поселиться на некоторое время в этой печальной стране, дабы покончить, наконец, спор о натско-пумпокольских остяках, причисляемых Клапротом к енисейским остякам[127], а г. Степановым — к самоедам. Если в таких вещах можно полагаться на общие слухи, то Степанов прав; я же, со своей стороны, до сих пор ничего не могу сказать верного, потому что здешний голова не добыл еще из бесконечных здешних лесов ни одного человека этого спорного племени.