— Я предполагал, — поправил Василевский. — На днях мои предположения подтвердились, и я могу их озвучить. Это моя работа — предоставлять точную информацию, а не делиться теориями.
— Раз у вас есть вся точная информация, зачем пришли?
Василевский обиженно скуксился, но тут же расплылся в улыбке. Он снова потормошил Грейза за плечо, словно прося подыграть ему.
— Я уже говорил, что мистер Грейвз — очень смелый и решительный юноша. Если ему удастся выбраться из этой заварушки живьем, то его ждет головокружительная карьера, а вас — воссоединение с вашей горячо любимой родственницей. Если это недостаточная причина, то вот еще одна: у мистера Грейвза есть план.
***
Над крышами сгустились сумерки. Облака скрывали луну и, казалось, зам вечер замер в напряжении, ожидая еще одного взрыва или выстрела. Окна были закрыты и укреплены, на улицах то и дело происходили стычки. Вскоре Дарья поймала себя на мысли, что тишина стала пугать ее гораздо сильнее, чем шум и грохот. Тяжелое беззвучие отвлекало, разжражало, выкручивало нервы.
Вот и теперь устаканившаяся, ставшая вязкой тишина выдернула Дарью из работы. Девушка и сама не заметила, как часы слились в один мощный поток и пролетели мимо, оставив после себя лишь потухшие лампы, боль в спине и плечах, а еще длинные чернильные нити записей на целой кипе листов. В подвальной комнатке, отведенной под лабораторию, было все необходимое для экспериментов, а толстые стены позволяли экспериментировать и со взрывчатыми веществами, и с живыми подопытными. Скорее всего, этим тут и занимались — на стеллаже для книг Дарья нашла звериные черепа, а еще несколько книг по оккультизму. Они даже вызвали у нее нервный смешок.
Работа продвигалась на удивление быстро. Отчасти потому, что она отвлекала княжну от мыслей и переживаний. Как только в ее руках оказывалось перо и инструменты, Дарья превращалась в машину, созданную для выполнения одной задачи. У нее не было ни страхов, ни сожалений, и это помогало ей переживать час за часом, пока паника с новой силой не схватит ее за горло, обойдя все мысленные преграды.
Она не сразу заметила, как от тени в углу отделился Грин-де-Вальд. Когда волшебник зажег огонек на конце палочки, девушка вздрогнула.
— Как ты? Не устала? — поинтересовался он. На лице дружеское участие, а в глазах горел детский азартный интерес. — Уже есть что-то?
— Пока только основа, — покачала головой Дарья, указывая на пиалу, в которую мерно капала бесцветная жидкость с травяным запахом. — Ей нужно немного настояться, чтобы она заработала.
— Вот как, — причмокнул губами юноша, едва сдерживаясь, чтоб не сунуть нос в образец. — А когда можно будет проверить?
— Нужно хотя бы несколько часов.
— Отлично, — он обошел стол и встал вплотную к Дарье, худая рука легла на ее талию. Молодой человек несколько раз втянул носом воздух, как гончая. — Возьми что-то из гардероба графини, я уверен, там найдется хоть какое-нибудь платье. И, прошу, приведи себя в порядок. А то выглядишь так, словно я держу тебя в заложниках. Ничего, что мы уже на «ты»?
— Хорошо, — отстраненно кивнула Дарья. Она и сама чувствовала, что не плохо было бы хотя бы переодеться.
— Замечательно, — хлопнул в ладоши Грин-де-Вальд, отступая в сторону. — Тогда сделай перерыв, перекуси, прими ванну. В районе полуночи нас ждут гости.
— Какие гости? — нахмурилась княжна, механическими движениями убирая со стола пучки засушенных трав, порошки, перетертые внутренности ящериц.
— Наши дорогие союзники. Среди них будет и господин Калинцев, я хочу… скажем так, проконсультировать его по паре вопросов. Твой отец оказывает ему неожиданно организованное сопротивление, а я хочу, насколько это возможно, избежать крайних мер. Калинцев тоже хорош, тот еще упрямый баран.
Дарья кивала. Она накрыла образец крышкой и запечатала заклятьем, хотела убрать в карман, но Грин-де-Вальд перехватил ее руку.
— Это еще зачем?
— После истории с «Фемидой», предпочитаю держать образцы при себе, — равнодушно ответила княжна.
— Понимаю. И верю тебе. Делай как знаешь, — улыбнулся он и сделал еще шаг, позволяя княжне пройти вперед и подняться на первый этаж.
Во всем особняке царил полумрак. И вдруг темнота словно стала осязаемой, плотной, липкой, как вековая паутина. Дарья почувствовала, как становится тяжело дышать, горло сдавили резко накатившие слезы. Она снова натворила дел и понятия не имела, как выбраться из этой передряги. Хотелось тут же упасть на пол и разразиться рыданиями, но вместо этого она, как учила мать, выпрямила спину, запечатала грудь и шею на замок, и несла свою боль, как дорогое колье с десятикаратными бриллиантами, пока за ней не закрылась дверь комнаты, которую ей отвел Грин-де-Вальд. Тут-то она прислонилась спиной к двери и медленно сползла на пол, позволяя рвавшим ей горло рыданиям выплеснуться наружу. Она впивалась пальцами в шею, пытаясь хоть как-то облегчить удушающую боль, пока, наконец, не распласталась по полу, прижимаясь щекой к холодному паркету.
— Рад, что в Вас осталось хоть что-то человеческое, — раздался голос со стороны кровати.