Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах

В течении сего времени, невзирая на все вежливости мне оказываемые, я довольно скучал, потому что был в неволе и опасался чтобы Хан не отправился опять на 3 месяца на охоту, зная что у него уже все было готово к походу.

Первой Министр и пристава до такой степени были ласковы, что видя меня скучным, привели некоего Муллу Сеида, человека лет 40, очень умного, и имеющего всю веселость и ловкость Европейца, он шутил очень приятно, играл в шахматы, как я еще ни одного игрока не видал, (игра сия в большем обыкновении в Хиве).

Мулла Сеид жил подаяниями от первых чиновников Ханства, он с ними проводил вечера, играл в шахматы, сочинял стихи, читал книги, и рассказывал сказки, и проч. Он в самом деле знал хорошо по Арабски, по Персидски и по Турецки, говорил ясно, и очень приятно, знал древнюю Историю Востока, и рассказывал ее с жаром, мешая в рассказы свои приличные стихотворения из лучших сочинителей. — Он говорил мне шуткой что имея дом свой в предместии, уже 14 лет В нем не был, а все ночевал по гостям у знатных в Хиве; жаловался на нынешние времена, говоря, что Хан необычайно строг, и не позволяет ни водки пить, ни бенгу курить. Он занял меня до 2 часа утра.

Ноября 20. Перед вечером Ходжаш Мегрем прислал Сеид Незера звать меня к Хану. Я оделся в полной мундир не снимая Хивинской шапки, вместо настоящего воротника своего я пришил красной, опасаясь, чтобы кто нибудь из находящихся при Хане Русских не узнал рода службы моей по воротнику.

Юз Баши предупредил меня что по Хивинским обычаям нельзя в сабле к Хану представляться, а без оной я к нему идти не хотел; почему и просил его сказать о сем Хану, — вы этим все дело испортите отвечал Юз Баши, Хан теперь в хорошем расположении духа: я лучше доложу ему что у вас не сабля а длиной нож (у меня была не сабля, а Черкесская шашка), Юз Баши пошел, скоро воротился говоря, что Хан приказал меня просить придти к нему без оружия, единственно для того, чтобы не нарушить их обычая. -

Я согласился уважить сию просьбу, дабы успешнее исполнить вверенное мне поручение.

Юз Баши и пристава шли впереди, несколько Есаулов, с толстыми дубинами разгоняли толпящийся передо мною народ, все крыши были покрыты любопытными, — и сей раз также слышаны были жалобы некоторых соотечественников наших скрывающихся в толпе. Я шел таким образом с ? версты узким переулком, до ворот дворца Ханского, у коих меня остановили, между тем пошли к Хану с докладом и скоро воротились с приглашением идти во Дворец. Кирпичные ворота дворца сего были очень хорошо и со вкусом складены. Я вошел на первой двор, он не велик песчан и обнесен нечистыми глиняными стенами, около которых сидело 63 Киргизских Посла, приехавших на поклон к Магмед Рагему поесть, получить по кафтану из толстого сукна, и возвратиться.

Второй двор несколько по менее и заключает Арсенал Ханской; на оном находятся 7 орудий с лафетами, сделанные и окованные по нашему, и лежащие одно на другом с изломанными колесами; мне дали их заметить.

Я взошел на третий дворик где собирается их совет, в покое называемом Гернюш Хане,{71} с сего дворика привели меня в коридор, при входе которого стояли несколько Ханских слуг. Коридор был крыт камышем, стены земляные, пол грязной и неровной, — выходя из оного я спустился двумя ступенями на 4 двор, по более первых трех, но всех грязнее, кое где росли степные травы, а на средине двора стояла Ханская кибитка.

Спускаясь с ступеней подошел ко мне какой то человек, в засаленном тулупе, — по рванным ноздрям можно было видеть что он Русской, бежавший из Сибири — он схватил меня за шарф сзади и хотел вести.

В ту минуту подумал я, что меня обманули и привели сюда не для переговоров с Ханом, но для казни, для чего и не позволили под предлогом Хивинского обычая идти в оружии. Я оборотился, и с сердцем спросил у него за чем он меня ухватил за шарф и, между тем замахнулся рукой, он отскочил; и Юз Баши, подошед объявил мне, что по обычаю Хивинцев Посланников должно вести к Хану, Русской снова подошел, но не смел уже меня брать за шарф подняв руку держал ее только за мною.

Я остановился перед кибиткой, в коей сидел Хан в красном халате, сшитом из сукна мною ему привезенного. — Небольшая серебряная петлица застегивалась на груди; на голове была чалма с белой повязкой, он сидел неподвижно на корассанском ковре; у входа в кибитку стояли с одной стороны Ходжаш Мегрем, а с другой Юсуф Мехтер Ага, человек старой, я его тут в первой раз увидел.

Наружность Хана очень приятна, хотя и огромна, говорят что в нем 1 сажень роста, и что верховая лошадь его более двух часов везти не может, — у него короткая светлорусая борода, голос приятный, говорит ловко, величественно и чисто.