Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах

Старик сей по имени Осип Мельников уже 30 лет был в неволе, он был солдатской сын, и только одна неделя прошла после его женитьбы, как его схватили Киргизы близь Пречистинской крепости и продали в Хиву; в течении слишком тридцатилетней жестокой неволи, трудясь по ночам, и продавая часть пойка ему положенного, он накопил то число золота, которое требовал от него хозяин для выкупу, но сей последний взял У него сии деньги, вместо обещанной свободы продал его другому. — «Родственники мои продолжал старик со слезами также собрали несколько денег для выкупа моего, и прислали сюда с возвращающимся керваном, но деньги обратили назад, а меня не выдали, меня мучат, бьют, от работы отдыха нет, и я не знаю когда избавлюсь от зверей сих.»

«Я молю всякую ночь Христа Спасителя нашего, мы все Русские, почитаем вас избавителем своим и молим за вас Бога. — Мы будем два года еще терпеть и усердно молиться, во ожидании вашего возвращения; если же вас не будет, то соберемся несколько человек и пустимся через Киргизскую степь. — умирать нам Богом суждено, так умрем; а живые в руки не отдадимся.»

«Мне бы хотелось продолжал он спросить у вас за чем вы сюда приехали; хотя и живу такое долгое время в бусурманской земле, но смысла еще не потерял, и знаю что вы не скажете сего, а мы знаем что думать, дай вам Бог только счастья благополучно возвратиться домой.»

Мельников говорил очень дурно по Русски, и половину слов мешал Турецких; голос и страдальческое лице сего старика, меня крайне тронули, я целый день был грустен при воспоминании вида и слов его.

Во время первого моего пребывания в Иль Гельди, я также видел несколько Русских из Музур{73} Астраханских вновь захваченных на промыслах при Мангышлаке и на Эмбе.

Ноября 26. Юз Баши приехал в Иль Гельди, Якуб Бая еще не было, он оставался в Ургендже для устроения домашних дел.

Ноября 27. Я выехал из Иль Гельди, жители крепости сей провожали меня; — старые и малые с чувством приходили со мною прощаться.

Первой ночлег мой был назначен в 11 верстах от крепостцы в Туркменском кочевье в кибитках некоего Амана, поколения Байрам-Ша. Аман был приятель Сеида, и имевши некоторые связи при дворе Ханском, хотя и доставлял мне тайным образом сведения о происходящем в Хиве, но при всем том был великой бездельник; сделавши ему доверие для покупок моих, я так им был обманут, что принужден был его прогнать; перед выездом однако же Сеид привел его ко мне и выпросил за него прощение. — Им хотелось чтобы я у них переночевал, в надежде получить от меня подарок, — у него же жил старый Туркмен лет 80 слишком, фамилии Он-Беги {74} которой известен был с молоду своими разбоями, а под старость мудрым советом в затруднительных случаях.

Он действительно показался мне весьма порядочным, Туркмены его уважали, и из речей его виден был рассудок, опытность и познание людей, а иногда даже острота.

Я был так ряд отъезду своему; что всю ночь не мог спать и просидел с сим стариком.

Выезжая из Иль Гельди Петрович встретился с вышеупомянутым Осипом Мельниковым, которой шел с Казаватского базара, он надавал ему насильно хлеба и сухих плодов, потом просил его слезть с лошади, Петрович сперва боялся сие сделать, но по убедительной просьбе Мельникова наконец слез, — Мельников бросился на колени, и умолял его не забыть несчастных невольников. — Бедный старик плакал и обнимал ноги его, Петрович возвратился ко мне чрезвычайно растроганным.

Мы пустились в путь не по старой своей дороге, но по той, которая пролегает как выше было сказано от колодцев Туерь прямо в Ханство, мимо владений Теке. Так, как со мной были Хивинские Чиновники, то и опасаться было нечего на счет разбоев; касательно же воды, мы узнали что по дороге нашей выпал снег, которой стаял, и близь разоренной крепости Шах Сенем составилась лужа, до прибытия же к колодцам Ах Набат{75} не имели кроме сей лужи, другой надежды на воду.

Ноября 28. По утру мы еще не выехали из кочевья Амана, потому, что дожидались Якуб Бая. — Я между тем заготовил письмо к Пономареву, которое намеревался отправить переехав последний канал Хивинского Ханства, с Туркменами Хан Магмедом и Джанаком.

Керван наш состоял из 20 Туркменов, которые все дожидались благополучного окончания дел моих, и выезда, дабы назвавшись моими слугами, пить дорогой чай, есть на мой счет, и в надежде быть избавленными от подати наложенной на них Ханом, многие из них были конные. — Все сии приятели и родственники Сеида кажется и проехали не заплатив никаких пошлин. Они до такой степени наглы были, что приходили просить меня, чтобы купил им платья на дорогу, но я их прогнал.

В числе спутников моих был некто Назар Уста; он ехал с молодой прекрасной женой и двумя сыновьями лет 8 или 9. Лень Туркменов так велика, что он дорогой ни за что не принимался, — жена его и дети смотрели за верблюдами, и совершенно все делали, а он приходил только к моему огню греться и рассказывать сказки, — жена его также нередко навещала меня, принося всегда кусок хлеба, и получая на обмен кусок сахару.