Читаем Путешествие во тьме полностью

Сильнее всего мне в память врезались бубнящий голос Этель и тиканье часов. Ее разговоры о мадам Фернанде и о своем отце, у которого была аптека, и о том, что она настоящая леди. Леди — некоторые слова имеют длинную тонкую шею, которую хочется сдавить пальцами. И совсем другие интонации появлялись в ее голосе, когда она говорила: «Маникюр, извольте, мадам».

…Никаких ссор не было. Ругаться было не из-за чего. Я просто перестала выходить на улицу, не хотелось. Это происходит очень просто. Как будто так было всегда — ты всегда жила в нескольких комнатах и слонялась из одной в другую. Только свет становился немного другим каждый час, и тени то удлинялись, то укорачивались. Ты вроде бы спокойна, но когда начинаешь думать, то словно бы натыкаешься на высокую темную стену. Больше всего ты хочешь, чтобы настала ночь, и можно будет лечь, спрятать голову под одеяло и заснуть. И ночь незаметно подкрадывается — хотя бы это радует. И вот ты натягиваешь на голову одеяло, а в голове только это: «Я ему надоела» и «Нет, еще не совсем, совсем нет». А потом ты засыпаешь. Ты спишь без снов, и это похоже на смерть…

— Только не надо говорить, что ты устала, — повторяла Этель. — Ты уже родилась уставшей. Я тоже устала, между прочим. Все устали.

Я прожила на Бёрд-стрит больше трех недель, пока снова не увидела Лори. Она заявилась ко мне днем.

— Да, — сказала Этель, — будь я мужчиной, такая девушка мне бы понравилась. Посмотри на ее походку, на ее манеру носить платье. Вот это я понимаю стиль.

— Смешная старая корова, — таково было впечатление Лори, которое она мне высказала, когда мы поднялись в мою комнату, — но она кажется очень любезной. Она действительно учит тебя делать маникюр? И что, много желающих?

— У меня их было четверо или пятеро.

— Ты им действительно делала маникюр?

— Да, только маникюр, — сказала я. — Один из них захотел подняться со мной наверх, но когда я отказалась, он вылетел пулей. У него все время вид был слегка испуганный.

Лори расхохоталась.

— Уверена, что старуху это не обрадовало. Ей надо совсем другое, поверь мне.

Снаружи донесся гудок машины, и она выглянула на улицу и стала делать кому-то знаки. Потом она крикнула:

— Я выйду через минуту.

— Вон они, два моих клиента. Почему бы тебе не поехать с нами? — предложила она. — Хоть немного проветришься. Старуха не будет возражать. Или будет?

— Да нет, не думаю. С какой стати?

— Тогда пошли, — сказала Лори.

Я думала: «Все нормально. Мне все еще нравится быстрая езда и ресторанная еда, и напитки, и горячая ванна. Все хорошо».

— У меня развязался шнурок, — сказала Лори. И когда один из ее спутников стал его завязывать, руки у него дрожали. («Я умею сводить их сума».)

Длинные тени от деревьев — как скелеты, а другие еще как пауки, а еще как осьминоги. «Со мной все в порядке; все нормально. Конечно, все будет нормально. Мне бы только собраться с силами и составить план действий». («А ты слышала, что есть один такой…»)

Это был один из тех дней, когда ты можешь увидеть призраки всех своих прежних прекрасных дней. Надо немного выпить, и перед тобой пронесутся призраки всех прекрасных дней, которые когда-либо были. Как в Зазеркалье. («Да, и этот не плох, но ты помнишь тот, когда…»)

— Если бы ты сказала мне, что придешь так поздно, я бы дала тебе ключ, — пробурчала Этель, — мне не нравится сидеть полночи и ждать, когда ты заявишься, чтобы отпереть тебе дверь.

— Мы поехали ужинать к Романо, — объяснила я, — поэтому я так задержалась.

— Надеюсь, ты хорошо провела время, — сказала она.

Но по взгляду, который она бросила на меня, я поняла, что она ненавидит меня. Я знала, что рано или поздно она начнет скандалить.

На следующий день не было ни одного желающего сделать маникюр.

— Я сыта по горло, — заявила Этель, — я сыта по горло этим проклятым бизнесом. Теперь до пяти точно никто не явится!

Она налила себе стакан виски с содой. Потом налила еще, а потом сказала:

— Ну, третий — на счастье, — и, наполнив стакан, понесла его в гостиную.

Я слышала, как она разговаривает сама с собой. Такое с ней случалось.

— Твари и идиоты, идиоты и твари, — повторяла она, — если не тварь, то идиот а если не идиот, то тварь, — и еще: — Господи, Господи, Господи.

Около пяти кто-то позвонил, я спустилась и проводила клиента к ней. Потом она стукнула в стену и попросила принести горячей воды. Я взяла чайник и поставила его у двери гостиной.

Мужчина находился там около двадцати минут. Потом я услышала треск дерева и проклятья, которые выкрикивал диким голосом клиент. Этель постучала снова.

— Мне войти? — спросила я из-за двери.

— Да, — сдавленно проговорила Этель, — входи.

Я вошла. Массажная кушетка подломилась с одного конца, таз, стоявший рядом, был пуст. Весь пол был залит водой. Мужчина, обмотанный покрывалом, прыгал на одной ноге, задрав другую, и ругался. Он был очень тощим и маленьким. У него были седые волосы, а на лицо я почему-то не посмотрела.

— Произошло несчастье, — сказала Этель, — подломилась ножка кушетки. Принеси тряпку, а то вода может пролиться Денби на голову… Простите, ради бога. Как ваша нога? Не болит?

Перейти на страницу:

Все книги серии Post Factum

Солдат всегда солдат. Хроника страсти
Солдат всегда солдат. Хроника страсти

«Солдат всегда солдат» — самый знаменитый роман английского писателя Форда Мэдокса Форда (1873–1939), чьи произведения, пользующиеся широкой и заслуженной популярностью у него на родине и безусловно принадлежащие к заметным явлениям европейской культуры 20-го столетия, оставались до сих пор неизвестны российским читателям.Таких, как Форд, никогда не будет много. Такие, как Форд, — всегда редкость. В головах у большинства из нас, собратьев-писателей, слишком много каши, — она мешает нам ясно видеть перспективу. Часто мы пишем ради выгоды, славы или денег. …у многих из нас просто не хватает моральной стойкости, которая неотделима от нелегкой писательской судьбы.Форду выдержки было не занимать. Он ясно понимал, что выбирает человек, решая стать писателем… Форд — настоящий аристократ. Профессиональный писатель, не запятнавший себя ни словом, подлинный мастер, он всегда держался твердо, умел отличить истинно значимое от ложного, мелкого… Форд Мэдокс Форд — богач. Втайне мы все желали бы стать такими богачами. Его богатство — добротная работа и самоуважение…Шервуд АндерсенПосле Генри Джеймса это сегодня самый сильный романист, да и в мастерстве ему, пожалуй, нет равных. Мир, увы, слишком занят петушиным боем коммунизма и фашизма, чтобы прислушаться к философии этого английского тори. А зря — Форду одинаково претит и политика консерваторов, и любая другая доктрина.Грэм ГринБольше всего к Форду применимо слово «широта». Он любил повторять: гений — это гениальная память. У него самого память была необъятная. Никто так не восхищался писателями старшего поколения и не открыл столько молодых талантов, как он. И ведь он до конца оставался неуемным энтузиастом и искателем. Он был фанатично, по гроб жизни, предан искусству: так умеют только англичане — безоглядно, весело. Казалось, сердцу его тесно в грудной клетке: всё в нем выпирало наружу — стойкость, широта, щедрость.Роберт Лоуэлл

Форд Мэдокс Форд

Классическая проза / Проза
Южный ветер
Южный ветер

«Южный ветер» (1917) — самая знаменитая РєРЅРёРіР° английского писателя Нормана Дугласа (1868–1952), выдержавшая более РґРІСѓС… десятков переизданий Сѓ себя РЅР° СЂРѕРґРёРЅРµ Рё переведенная РЅР° РјРЅРѕРіРёРµ языки, впервые издается РІ Р РѕСЃСЃРёРё. Действие романа РїСЂРѕРёСЃС…РѕРґРёС' РЅР° вымышленном острове Непенте, название которого означает лекарство, избавляющее РѕС' боли Рё страданий или «блаженство», однако именно здесь героев ждут непростые испытания……У Дугласа настолько оригинальный склад мысли, что, читая «Южный ветер», ты нет-нет РґР° похвалишь автора Р·Р° точно найденную форму выражения вещей весьма тонких, едва уловимых.…Ведь РЅР° самом деле лишь ничтожнейшая часть того, что РјС‹ называем «сутью вещей», попадает РЅР° страницы романов, Р° главное обычно остается «за кадром». Р

Анна Чиж-Литаш , Даша Благова , Жанна Гречуха , Лорд Дансени , Норман Дуглас

Фантастика / Классическая проза / Научная Фантастика / Фэнтези / Современная проза
Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза
Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду
Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду

В этой книге впервые публикуются две повести английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981). Современному российскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», добавив к апулеевскому «Золотому ослу», «Собачьему сердцу» Булгакова и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка.Первая из этих небольших по объему повестей сразу же по выходе в свет была отмечена двумя престижными литературными премиями, а вторая экранизирована.Я получила настоящее удовольствие… от вашей «Женщины — лисицы», о чем и спешу вам сообщить. Читала, как завороженная, не отрываясь, хотя заранее знала, чем все кончится. По-моему, это успех. Очень заманчиво выглядит ваше желание скрестить современный юмор со стилем восемнадцатого века. Впрочем, даже интереснее другое — ваш талант рассказчика. Каждую минуту что-то происходит, и что поразительно, — без всякой натуги, живо и непринужденно, а вообще все очень похоже на Дефо. Видно, что сюжетов вам не занимать. Это для нас, старой писательской гвардии, самое трудное — необходимость сочинять истории, а у вас они выходят сами собой…Из письма Вирджинии Вулф Дэвиду Гарнетту (1922 г.)О том, как это написано, говорить не буду. По-моему, написано здорово: что называется, ни убавить, ни прибавить. Вещь поразительная: она точно выстроена от начала до конца. В ней есть чистота и логика нового творения — я бы сказал, нового биологического вида, неведомо как оказавшегося на воле. Она и впрямь как шустрый, чудной пушистый зверек, живой и прыгучий. Рядом с «Лисицей» большинство рассказов выглядят бледно — эдакими заводными механическими игрушками.Из статьи Герберта Уэллса (1923 г.)Огромное спасибо за повесть Д[эвида]. На редкость удачная вещь — я и не припомню ничего подобного за последнее время. По-моему, суть человеческой психологии и поведение зверя схвачены очень точно. В своем роде шедевр — читать местами грустно, местами смешно, при этом нет ни одной (насколько могу судить) неверной ноты в интонации, стиле, замысле. Словом, безукоризненно выстроенная повесть — поздравьте от меня Дэвида.Из письма Джозефа Конрада Эдварду Гарнетту (1922 г.)

Дэвид Гарнетт

Проза / Классическая проза

Похожие книги