А потом я попыталась вспомнить дорогу, которая ведет в поместье Констанс. Странно, как хорошо вспоминается, когда лежишь в темноте, прижав ладонь ко лбу. Как будто глаза начинают смотреть внутри. Недалеко от двери дерево, под ним песочница; привязанная к дереву лошадь, капли пота, стекающие по лицу Джозефа, когда он помогает мне взобраться в седло, и прореха на юбке моего костюма для верховой езды. А потом топот копыт по деревянным мосткам, и наконец — саванна. А за ней — Новый город, где на окраине — большое манговое дерево. Это случилось именно там — я упала с мула, когда была совсем маленькой. Мне показалось, что я летела целую вечность, прежде чем ударилась о землю. Дорога идет вдоль моря. Кокосовые пальмы, накренившись, склоняются к воде. (Франсина говорит, что если каждое утро умываться свежим кокосовым молоком, то никогда не будет морщин, и кожа останется свежей и молодой, сколько бы ты ни жила.) Ты скачешь как будто во сне, поскрипывает седло, и ты вдыхаешь запах моря и знакомый лошадиный запах. А потом… минуточку, потом надо повернуть направо или налево? Налево, конечно. Ты поворачиваешь налево, море оказывается у тебя за спиной, а дорога зигзагами начинает подниматься вверх. Возникает ощущение гор — жары и прохлады одновременно. Вокруг зелень, все бурно растет. Нет ни секунды тишины — постоянно какие-то звуки. А потом темные утесы и ущелья, и запах прелых листьев и сырости. Вот из чего состоит дорога до поместья — зелень и запах зелени, потом запах воды, и темной земли, и гниющих листьев, и сырости. Есть птичка под названием горный флейтист, которая все время свистит на одной ноте, очень пронзительно и одновременно мелодично. Ты переходишь вброд маленькие речки. Шумный плеск воды под лошадиными копытами. Когда ты вновь видишь море, оно далеко внизу, под тобой. Дорога до поместья Констанс занимает три часа. Но иногда кажется, что едешь целую вечность. Мне было около двенадцати, когда я стала ездить туда самостоятельно. В дороге были выбоины, которых я опасалась. И поворот — он появлялся слишком внезапно на залитой солнцем дороге; и тени — всегда одной формы. В одном и том же месте обычно стояла женщина, больная проказой, и бормотала что-то. Половину слов я не могла понять, потому что носа и рта у нее уже почти не было. И казалось, будто она смеется надо мной. Мне становилось страшно. Я постоянно оглядывалась назад, чтобы посмотреть, не преследует ли она меня, но когда лошадь подходила к следующему броду и передо мной открывалась водяная гладь, то мне казалось, что я забыла эту женщину. А теперь вот снова вспомнила.
Когда Этель в полдень принесла мне какую-то еду, я притворилась, что сплю. Потом действительно заснула.
В следующий раз она вошла ко мне в комнату и сказала:
— Послушай. Внизу двое друзей Лори, некие мистер Редман и мистер Адлер. Они спрашивают тебя. Спустись к ним. Это тебя подбодрит.
Она включила свет. Было без четверти шесть. В голове вертелся какой-то нелепый мотив. Я оделась и спустилась вниз. Карл и Джо сидели в гостиной. Этель сияла улыбками. Я никогда еще не видела ее в таком приподнятом настроении.
— Привет, Анна, — сказал Джо, — как дела?
— Я мечтал о встрече с вами, мисс Морган, — проговорил Карл торжественным тоном.
Этель ухмыльнулась и сказала, глядя на Карла:
— Ну вот и она. Вы хотели сделать маникюр. У нее это получается прекрасно.
Я провела Карла в столовую, усадила в кресло и, взяв пилочку, начала делать ему маникюр, но руки у меня дрожали и пилочка постоянно выскальзывала.
Когда это случилось в третий раз, он рассмеялся.
Я сказала:
— К сожалению, у меня не такой уж большой опыт.
— Я это заметал, — улыбнулся он.
— Попросите Этель — у нее это отлично получается. Я пойду позову ее.
Я встала.
— Бог с ним с маникюром, — сказал он, — мне просто захотелось с тобой поговорить.
Я снова села, непроизвольно улыбнувшись. Он сказал:
— Мне действительно жаль, что в ту ночь мне пришлось уехать. Я собирался повидаться с тобой, особенно после того, как Лори рассказала мне о тебе.
У него были карие глаза, довольно близко посаженные. Он держался скромно и солидно. Мне захотелось спросить его: «Что с вашим носом? Кто вам его сломал?»
Он повторил:
— Лори мне все о тебе рассказала.
— Правда? — сказала я.
— Ты ей нравишься. Она очень хорошо к тебе относится.
— Вы так думаете?
— Так она говорит. А эта женщина — как она к тебе относится?
— Этой женщине я точно не нравлюсь, — сказала я.
— Это неприятно, — проговорил он. — Так значит, она делает массаж, а ты — маникюр? Так, так, так.
Он притянул меня к себе и поцеловал.
— Ты нюхаешь эфир, да?
— Нет, — ответила я, — но я пользуюсь лосьоном, туда входит эфир.
— Ах вот оно что, — сказал он. — Знаешь, не надо сердиться на меня, но ты выглядишь так, будто что-то употребляешь. У тебя такие странные глаза.
— Нет, — сказала я, — эфир я не нюхаю. Никогда об этом не думала. Может, стоит попробовать?
Он взял мою руку в свои ладони и стал греть ее.
— Какая холодная, — сказал он. (Холодная… холодная как правда, холодная как жизнь. Нет ничего холоднее жизни.)
Он сказал: