Читаем Путешествие вокруг дикой груши полностью

А вот назвать номер телефона он уже не способен. Пленка обрывается. Я больше не вижу кровать, не вижу дородную медсестру. Главный рубильник выключили. Продолжается другой фильм. Он парит в пустоте. Единственное, что можно сказать, — состояние это чем-то напоминает радость духовных озарений и великих любовных соитий. Когда-то я знал его, однако в течение жизни представлял его не совсем так. Так вот оно что. Могучая сила работает вне и внутри меня, куда-то сдула, всосала в себя, я перестал быть телом, поэтому больше не подключен к эмоциям и рассудку. Примерно так. Я знаю, что сейчас умираю. Но это не вызывает во мне ни радости, ни огорчения. Никаких прежде знакомых чувств. При этом я ничего не забыл. Точнее всего было бы сказать, что человеческое время получает вдруг продолжение, раскрываясь одновременно вперед и назад. А настоящее за порогом смерти не имеет ни пространственных, ни временны́х границ. Я знаю, что будет происходить, при желании могу видеть, что происходит, и хорошо знаю все, что произошло.

Я переживаю ощущение абсолютной памяти и такое же ощущение пространства. Они как бы вписаны одно в другое. Бесподобное, эйфорическое состояние духовной двуснастности. К сожалению, Бога в этом абсолютном времени обнаружить не удается и приходится констатировать, что его нет, напрасно я в него верил. Как же я был смешон в своей наивности. Досадное заблуждение. Зато сила, во власти которой я нахожусь, превосходит человеческое воображение. Наверное, тело мое еще слишком активно, чтобы можно было понять все величие этой силы. Но не его ли предвосхищало хранимое памятью души представление о богах. Я возвращаюсь в лоно творящей силы. Пока сознание еще не утратило чувства времени, я оглядываюсь, провожая взором отдельные его слои и события, с которыми расстаюсь. За неимением лучшего принято говорить, что в момент смерти человек прокручивает в памяти события своей жизни. Честно сказать, он ничего не прокручивает. Просто видит их как на ладони, ибо в вечности память не существует. Всю свою жизнь он не мог постичь душу, потому что не видел их вместе, душу и тело.


Тело не позволяло ему прикоснуться к душе.


Это значит, что в момент смерти от нас отделяется то, что и прежде нам не принадлежало. По всей видимости — не что иное, как привязанное к языку понятийное мышление. Именно оно объединяло нас с другими. Сначала — освобождение от вечных физических ощущений, затем — от мышления, которым мы так гордимся. Возвращение к изначальному состоянию, в котором нет ни понятийного мышления, ни различия между восприятием и ощущениями. Мышление отделяется от тебя, разрываются перекрестные связи между чувственными и эмоциональными, ментальными и когнитивными составляющими сознания, и одновременно с этим ты образно, по-видимому стволом мозга, воспринимаешь, что эти части сознания, безотносительно к заурядной истории твоей личности, подключены к обиталищу творящей силы, к некой универсальной структуре, охватить которую не способно, однако, даже чистое созерцание. К сожалению, нет в нашем языке глагола, которым можно было бы описать это решающее событие.

Речь идет о коротком движении, опрокидывании. Откуда-то выпасть и тем самым куда-то попасть. Есть подходящий глагол в немецком. Umkippen. Найдется нечто подобное и во французском, basculer.

Опрокинуться, кувырнуться из мрачно мерцающей пустоты, где всё вместе, чувство защищенности, сила.

Покинуть космическое пространство силы и защищенности, оторваться, выпасть из единственно мыслимого изначального состояния.


Я опрокидываюсь, переношусь, но куда и во что — об этом я представления не имею. Неизвестная сила выталкивает меня из мрачно мерцающей пустоты, я переваливаюсь куда-то, где есть расстояния, нет воздуха, есть очертания, но для обозначения всего этого нет понятий.

В сознание между тем проникает слепящий свет.

Все незнакомо, во всяком случае по сравнению с изначальным состоянием. Можно сказать и так, что на чувственном уровне весь универсум знаком до боли, но абсолютно незнаком понятийно. Сила придает моему движению направление. Она начинает выталкивать меня из бесконечности знакомого космоса. Этот сдвиг, выворачивание, смещение, перемена пространства для меня происходят впервые, впервые я обнаруживаю, что двигаюсь в заданном направлении. И многие вещи все же имеют свои имена. Пускай и не все. После жизни, богатой опытом понятийного мышления, я оглядываюсь на то, о чем, за нехваткой понятий, я не умею мыслить, ведь все происходит впервые. Смысл этих первопереживаний я постигаю, не прибегая к понятиям, но пользуясь опытом абстрагирования. Что вызывает во мне, говоря языком живых, вселенское изумление. Ибо сие означает, что абстрактное мышление возможно и за пределами понятийного.


«Впервые» и «в последний раз» — неотделимые состояния.


«Матери рожают верхом на могиле».


Оглядываясь назад с этой ступеньки абстракции, я испытываю невыразимую радость оттого, что коллега Беккет действительно не ошибся. Моя мать родила мое тело, я же рожаю собственную смерть.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза