Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Только что пришел с танцев, или игрищ, кисат, как их здесь называют. Нанятая за два гроша с каждого юноши маленькая изба быстро заполнилась народом. В моем при­сутствии играли под русские песни тремя способами. Пер­вый называется шина. В нем, как и в кадрили, все стали парами. По две пары находятся в беспрестанном движении. По очереди то одна, то другая пара переходит с од­ной стороны избы на другую, обходя встречную пару, при­чем девушки проходят по центру, а парни обходят деву­шек справа. Это повторяется несколько раз и сопровожда­ется выходом каждого парня перед девушкой, которая все это время старается стоять неподвижно. Затем пары кру­жатся и отходят в сторону, а две другие, стоящие друг против друга, выходят танцевать им на смену. И так весь круг танцующих втягивается в танец, как в пурпури[99].

Кясиветелюс[100] также играли под русские песни. Здесь вперед выходит только одна пара. Парень и девушка ста­новятся друг против друга. Сначала кавалер берет, к при­меру, правой рукой девушку за левую руку, проходит с нею несколько шагов, находясь слева от нее. Затем меня­ет руку и ведет девушку обратно левой рукой за правую руку, находясь теперь справа от нее. Так они прохажива­ются несколько раз, и на этом танец заканчивается.

Третий танец называется круг. Сначала все встают в круг. Затем пары перемещаются с места на место: с одного конца переходят на другой, под поднятыми рука­ми танцующих проходят за круг, иногда оказываются спи­ной к кругу или выходят из круга, то вновь возвращаются в него. Все эти игры исполняются медленно, кроме первой, при которой чуть не стукаются лбами о воронец.

Игрище едва не закончилось печально. Явилась хозяй­ка с кочергой: «Что за разбойники ворвались в дом?» Оказывается, муж без ее ведома разрешил играть в доме. Ее увели, и игры возобновились, как только вернулись де­вушки, успевшие в испуге убежать на улицу. Иногда де­вушка приглашала парня в игру, а иногда — наоборот. Пары то и дело обменивались любезностями, как и во­дится на танцах. У меня была с собой флейта, и я стал наигрывать песни. Оказалось, что не было особой разни­цы в том, что играешь, плясали под любые песни. Мне сказали, что кроме этих есть еще много разных игр, кото­рые сегодня не игрались. Здесь не танцуют полек, контр­дансов и пр., которые танцуют у нас.

Все девушки были одеты кто в красные, кто в белые рубахи, поверх которых — юбки с выкроенными вместе либо пришитыми к ним лифами, если можно так назвать две полоски, или лямки, шириной в два или более дюйма, перекинутые через плечи[101]. Волосы у каждой были запле­тены в косу, от косы вдоль спины висела шелковая лента, длиной в пол-локтя и шириной в полтора дюйма[102]. Голова была повязана косынкой, предварительно сложенной в полосу шириной в четыре с половиной дюйма, как обычно мужчины складывают свои шейные платки. Ею об­вязывали голову, начиная со лба, а сзади под косой завя­зывали на один узелок. Любой, увидев этих девушек, под­твердил бы, что они были нарядно одеты. Да и на лицо недурны, правда, некоторые из них были рябые, зато дру­гие по-настоящему красивы. К тому же они скромно вели себя, что меня особенно порадовало. Парни были одеты по-разному. У некоторых брюки заправлены в высокие голенища сапог. У иных верхняя часть носков с узором — паголенки — отвернута на голенища. Рубашка, синяя либо красная, приспущена на штаны. Поверх рубашки у одних кафтан, у других полушубок. У кого шейный платок, а кто и без него. Лишь один парень был в сюртуке, но он и тан­цевал все время с дочерью попа.

ИЗ ДНЕВНИКА (по-фински)

Рукаярви, 22 апреля, среда, 1835 г.

Теперь осталось пустить кровь одному больному и можно отправляться из этой большой деревни дальше. Здесь не удалось записать ни слова, ни полслова. Ухожу, как некогда Вяйнямёйнен уходил из Туонелы, но где мне отыскать Антеро Випунена, чтобы пойти к нему и найти нужные слова?[103] Не побоялся бы, если бы пришлось идти хоть по остриям иголок. Осталось записать причитание от одной женщины, если она согласится его исполнить, так как опасается, как бы не было дурных последствий от этого.

ИЗ ДНЕВНИКА (по-фински)

Дом священника в Кианга, 1 мая 1835 г., в пятницу

22 апреля, в среду, отправился из Рукаваара, унося с собой добрые воспоминания о том, как меня там прини­мали. Но тщетно я пытался отыскать там руны. Лишь в последний день записал от женщин несколько причита­ний, да и то не особо значительных. Я уже и раньше пы­тался записывать причитания, но все безуспешно. Похо­же, они очень древние, так как в них есть совершенно немыслимые слова, которых не понять ни с первого, ни со второго раза. А если начнешь переспрашивать, то испол­нительница, как и записывающий, перезабудет половину, и поэтому не удается записать все полностью. На свадьбе причитывают по девушке-невесте, покидающей отчим дом, на похоронах — по покойнику и т. д.