Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Колы. До сих пор меня задерживала распутица, так что я продвинулся не более десяти миль от границы. Но се­годня, после трехнедельного пребывания в этой деревне, я думаю отправиться дальше. Мы со студентом Каяном жили в просто-таки замечательной горнице, как здесь на­зывают комнату. Каждый день девушки и женщины, а так­же мужчины и парни пели для нас песни и рассказывали сказки, так что работы хватало, некогда было скучать. Отсюда направляюсь на север, по пути побываю в Ските, женском монастыре, до которого отсюда около десяти миль. Будь здоров.

СТУДЕНТУ КАЯНУ (Черновик, по-фински)

Пистоярви, 27 ноября 1836 г.

Ты себе и представить не можешь, с каким грустным на­строением — ни в словах рассказать, ни в песне пере­дать — я покинул Ухтуа. Я раньше не раз бывал в Рос­сии, но так тоскливо мне не было еще никогда. Порой я не мог удержаться от слез, да и сейчас они набегают мне на глаза. С какой радостью возвратился бы я обратно до­мой, если бы меня не удерживала мысль, что дело, за которое я взялся, останется невыполненным. Но и это можно было бы пережить, если бы не другое. Меня влечет туда жажда познания. Следует хоть один раз побывать в тех краях, может, кое-какие руны и песни и удастся за­писать. В деревне, где я сейчас остановился, ну совсем нечего записывать: здесь ни рун, ни песен, ни преданий, так что, не заполучив ни единого слова, завтра продолжу свой путь.

ИЗ ДНЕВНИКА (по-фински)

Макари, 29 ноября 1836 г.

В пятницу 25 ноября я отправился из Ухтуа в дерев­ню Охта. Считается, что тут сорок пять верст пути и нет ни одной деревни. Распутица уже кончалась, хотя зимник еще не был проложен. В одном месте лошадь по грудь провалилась в болото, и мы с трудом вытащили ее. По словам возницы, здесь бывали случаи, когда лошади даже тонули. На других болотах лед тоже был не очень креп­кий. Болота сменялись ламбушками и борами — обычные пейзажи для этих северных мест. В двадцати верстах от деревни была лесная избушка, в которой остановился один ухтинский мужик, чтобы порыбачить в ближайшей ламбушке. Когда мы подъехали, он и его сын сидели у очага. Тут же был еще один мужик из деревни Кольёла с женой и дочкой, приехавший незадолго до нас. Они надумали по­ехать в Россию искать лучшей доли, чтобы, как он сказал, прокормиться, другими словами, собирать милостыню, или попросту просить, как здесь говорят о нищих. Для этого он взял с собой лошадь, котел, ставцы и мешочки.

Рыбак дал этой семье рыбы на уху, крупных светлых ряпушек, которые ловятся только в хороших ламбушках, а нерестятся, сказывают, уже подо льдом. Баба стала ва­рить из них похлебку, мы оставили ее за этим занятием, так как наш проводник успел покормить лошадь, и мы мог­ли продолжить путь.

Я узнал, что этот мужик из Кольёла считался лучшим певцом в своей деревне. Но мне не удалось записать от него песен, хотя я был готов делать записи, сидя на земле, в дыму и опираясь на стол из собственных коленей. Но старик не согласился петь. Он уверял, что только после рюмки-другой его голос обретает силу. Старика считали также лучшим знахарем края, да он и сам рассказывал, что за ним приезжают даже издалека, чтобы изгонять из людей порчу. Однажды в Петрозаводске у некоего госпо­дина случилось помрачение рассудка, так старика возили даже туда. «Ну и как, — поинтересовался я, — удалось ли вернуть ему разум?» «А как же, а то чего бы я туда по­ехал?» — ответил старик. Не каждый доктор столь уверен в себе. Я спросил, как с ним расплатились за лечение. Старик ответил, что он много не берет, а довольствуется малым. Вот и в тот раз ему пытались подсунуть целую пачку белых бумажек (ассигнаций по 25 рублей), но он взял только одну синенькую (5 рублей) и немного продук­тов в дорогу. Ростом старик был чуть меньше трех лок­тей, в молодости, так про него говорили, колесом мог пройтись по земле и белкой перелететь с дерева на дере­во. В деревнях Охта, Пистоярви и Суванто все мужчины низкорослые, не выше двух с половиной локтей, и я пред­полагаю, что они произошли от лопарей. Не знаю, какие люди живут севернее этих мест.

Я переночевал в Охте, а наутро, 26 ноября, отправил­ся за пятнадцать верст в деревню Пистоярви. Там я про­вел два дня. Хозяин предложил мне поехать вместе с ним в понедельник в Суванто, поскольку он собирался ехать туда на лошади по своим делам. И я остался на воскре­сенье, попытался разыскать рунопевцев, но их в этой де­ревне не оказалось, так что и записывать было нечего. В понедельник утром хозяин отправился в Кереть за му­кой и довез меня до Суванто. Я думал, что он возьмет с меня за дорогу пять гривенников, но он запросил целый рубль. Я немного опешил и спросил: «Не хватит ли вось­ми гривенников?» На том и поладили.