Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

В Ските я встретил и племянниц упомянутого Якконена. Они уговаривали меня почитать им книги на русском языке, спеть по-карельски и поиграть на флейте. Их на­ставница, вернее, попечительница, русская старуха, знала только свой язык и, возможно, происходила из господ. Внешне Скит мало чем отличался от других деревень на русской стороне, расположенных вдоль залива озера Туоппаярви. Церковь тоже ничем не примечательна. То же можно сказать и о Святом Острове. Говорили, что настав­ник их знает все языки мира, но, должно быть, в их число не входили финский, шведский, немецкий и латынь, кото­рые, как мне показалось, были ему вовсе незнакомы. Все­го одну ночь пробыл я на Острове, по-моему, больше сма­хивающем на логово разбойников, чем на монастырь. Стоило мне появиться, как меня тут же окружили мужики и стали допытываться, нет ли у меня вина продать, до которого, как говорят, они очень падки. Затем один из них, прослышав, что я доктор, захотел выяснить у меня то же самое, что и панозерский писарь в горнице у Васке. Он повел меня к себе домой и показал, что его беспокоило, уплатив за хлопоты две луковицы. Я дважды посетил цер­ковь, но не увидел там ничего примечательного. Из-за тем­ноты я не смог разглядеть иконы, но думаю, их там было немного. Посетив Вааракюля, я два дня провел у Еукконена. Его дом — несколько лучше и богаче других здеш­них домов, и я поел там досыта. Старые хозяин и хозяй­ка были еще живы, но старуха большую часть времени на­ходилась в отдельной горнице, видимо, молилась. Я туда не заходил. У них четыре женатых сына, жены у всех жи­вы. Трое из сыновей находились в Финляндии, где торгова­ли вразнос. Четвертый, старший, был дома. Недавно они ездили в Кереть (место торговли хлебом на берегу Бело­го моря) и привезенную оттуда муку бойко продавали од­носельчанам по цене три рубля шесть гривенников за пуд. Невестки ухаживали за стариком как за каким-нибудь патриархом: разували его по вечерам, а утром подавали ему носки, обувку и одежду. Незадолго до моего отъезда он снова отправился в Кереть. Мне было забавно смот­реть, как его снаряжали в путь: укрывали в санях и пр., и все это доставляло невесткам немало хлопот. Младший из братьев хотел было взять себе жену из Хяме в Финлян­дии, но почему-то передумал и женился на здешней. Стран­но, однако, что девушки из Финляндии соглашаются ехать на чужбину, разве не лучше им было бы на родной сто­роне? Что невесте делать в Турку, коль просватают и до­ма. Или: Ленивая в Лаппи идет, нерадивая, воду грести.

В Вааракюля я нанял лошадь до Кяпяли — неказистой деревушки, где около десятка домов. В доме, который мне расхвалили как лучший, меня вообще не хотели кормить. Правда, моему проводнику сварили похлебку из рыбы, но, когда я за плату попросил налить немного и в мою миску, хозяйка отрезала: «Пусть сперва гость поест, если оста­нется чего». Когда мы поели, проводник мой ушел в де­ревню, а старуха занялась своими вечерними хлопотами. И вот, сидя в пустой избе, я набил трубку табаком и за­тянулся несколько раз. Но из-за этого чуть не остался без крова. Когда хозяйка вошла, я успел вынуть трубку изо рта, но она учуяла запах дыма и сказала: «А вы тут не табак ли трескаете? Если табак, то нам не ужиться под одной крышей» ... Может, стоило перейти в другой дом, но и там не лучше. Я заходил уже в некоторые дома, везде нищета: кроме зерна и ухи — никакой еды. Старая хозяй­ка собиралась уйти в Скит. «Может, приняли бы меня в свою веру», — говорила она. Дело в том, что женщины Скита получают с Острова пособие по двадцать пять руб­лей в год, правда, жалуются, что этого им не хватает. Одна старуха пришла туда даже из Финляндии и приняла их веру. Сын у нее был в работниках на Острове.

Говорят, что в деревне Кяпяли сплошные оленекрады. Жители съели всех оленей друг у друга, так что кормить­ся уже нечем стало. Рассказывали также, что во всей де­ревне едва ли найдется два-три дома, в которых путник мог бы быть спокоен за свои вещи. Не лучшая слава шла и о деревне Тухкала, куда я пришел позже. Один крестья­нин по имени Куйсма нанял здесь пастуха на все лето. Осенью тот немного приболел. Куйсма сам взялся его ле­чить. Велел вскипятить воду и через воронку влил кипя­ток в рот больному. От этого мужик, как и следовало ожи­дать, сразу же умер, как того и желал Куйсма, ведь те­перь ему не надо было платить за работу. Мне довелось видеть этого Куйсму — сладкоречивый, скользкий стари­кашка.

В Макари жил некий человек из Куусамо с женой и детьми. Он переселился сюда, чтобы безнаказанно уго­нять ворованных оленей.