Оставив дома бедную беременную жену, я принял выгодное предложение — взять под свое командование торговое судно «Эдвенчерер». Мореходное дело я знал достаточно хорошо, а хлопотная должность корабельного хирурга мне наскучила. Поэтому в качестве врача для экипажа я пригласил молодого доктора Роберта Пьюрефой. Мы отплыли из Портсмута седьмого сентября 1710 года. Ровно через неделю у острова Тенерифе нам повстречался корабль капитана Пококка из Бристоля, который направлялся в бухту Кампече в Мексике за сандаловым деревом и впоследствии погиб во время урагана.
На «Эдвенчерере» во время плавания от тропической лихорадки умерло несколько матросов, и я был вынужден искать на Барбадосе и других Антильских островах, куда заходил по договоренности с хозяевами моего судна, новых людей на их место. Однако вскоре мне пришлось пожалеть об этом. Бóльшая часть нанятых мною моряков имели темное прошлое и впоследствии оказались пиратами. На корабле теперь находилось пятьдесят человек команды, а целью нашего плаванья была торговля с индейцами, населяющими острова Южного океана, и исследование малоизученных земель в этих широтах.
Разбойники, которых я неосмотрительно нанял, ухитрились очень скоро склонить на свою сторону остальных матросов, и они решили схватить меня и завладеть судном. Однажды поутру ко мне в каюту ворвалась толпа негодяев, связала по рукам и ногам и пригрозила выбросить за борт, если я вздумаю сопротивляться. Мне пришлось покориться и признать себя пленником; тогда пираты развязали меня, приковали цепью к ножке кровати и поставили у дверей моей каюты часового.
Их целью было захватить испанские торговые суда, однако для этого пираты были слишком плохо вооружены и малочисленны. Тогда они приняли решение быстро распродать все товары, находившиеся на корабле, и отправиться на Мадагаскар, чтобы принять на борт большее число разбойников. В течение нескольких недель, пока шла торговля с индейцами, я был заперт в каюте, как крот в норе, но мне приносили пищу и питье и не причиняли вреда, лишь осыпали проклятиями и угрозами.
Девятого мая 1711 года в мою тюрьму спустился некий Джеймс Уэлч и объявил, что предводитель пиратов намерен высадить меня на берег. Разбойники позволили мне надеть лучшую одежду и прихватить с собой узелок белья; из оружия мне разрешено было взять только кортик. Они так торопились, что не осмотрели карманов моего сюртука, где находилось немало денег и кое-какие необходимые мелочи. Затем меня посадили в шлюпку и она направилась в сторону незнакомого берега, видневшегося примерно в миле от корабля. Высадив меня прямо на отмели, пираты повернули обратно. При этом они даже не сообщили, где мы, что это за суша и какая страна на ней находится. Вскоре они уже были далеко, а мне пришлось поспешить на берег, так как начинался прилив.
Я добрался до берега, нашел сухое местечко на холме и стал обдумывать свое положение. Запасов провизии меня лишили, я был безоружен, одинок и не знал, что может случиться в следующую минуту. Вокруг было пустынно. Единственное, что мне оставалось, — продвигаться вглубь этого материка или острова, пока я не встречу каких-нибудь дикарей. В карманах у меня было несколько связок пестрых бус, колец и браслетов, и я надеялся с их помощью приобрести расположение туземцев, если они не окажутся людоедами. Приняв такое решение, я со вздохом поднялся на ноги и побрел прочь от берега.
Передо мной расстилалась обширная равнина, разделенная на участки неправильной формы длинными полосами деревьев и кустарников. Я присмотрелся — деревья были дикорастущими, а между ними виднелись зеленеющие луга и поля, засеянные овсом. Я продвигался с осторожностью, опасаясь, чтобы кто-нибудь не набросился на меня неожиданно, и наконец вышел на дорогу, истоптанную множеством лошадиных и коровьих копыт. Попадались там и следы босых человеческих ног.
В поле резвились какие-то животные; некоторые из них восседали на сучьях ближайших деревьев. Вид у них был довольно странный, и на всякий случай я залег за кустом, чтобы понаблюдать за их поведением. Это было нетрудно — животные, вереща, как мартышки, сновали по всему полю. Я никогда еще не встречал столь отвратительных существ. Голова и грудь у них были сплошь покрыты густыми, у одних вьющимися, а у других гладкими волосами, а все остальное тело оставалось голым, обтянутым темно-коричневой грязной кожей. Вдоль спины и наружной стороны лап тянулись полосы жесткой щетины; хвоста не было. Я заметил также бороды наподобие козлиных. Шерсть у животных была самых различных оттенков — от черного до огненно-рыжего, а когти на всех четырех лапах острые, словно бритва. Самки показались мне меньше ростом, чем самцы, у них были более чистые лица, покрытые легким пушком. Двигались животные на четвереньках и на задних лапах необычайно проворно и с ловкостью взбирались на самые большие деревья.