На всех наших переходах мы встречали жителей; большие стада баранов попадались очень часто, но лошадей и рогатого скота было немного; в глубоких ущельях до абсолютной высоты 10 тыс. футов даже маленькие клочки земли, пригодные для обработки, были засеяны ячменем. Туземцы всюду помещались в лёссовых жилищах, изредка и в естественных пещерах прочно сцементированной наносной (галька и валуны) почвы. На р. Аши-дарья мне удалось посетить такое жилище. Оно состояло из большой полусферической выемки в вертикальном обрыве наноса. Огромный камень в несколько сот пудов весом висел, держась лишь в верхней своей половине, как раз над срединой жилья. Ежеминутно он мог упасть, равно как и другие также крупные (2–3 пуда) валуны, но об этом никто из жильцов не заботился. Хозяйка объяснила мне, что их семья живет здесь благополучно уже 14 лет, и хотя за это время иногда падали с потолка крупные камни, но никого не задевали; на маленькие же камешки, которые валятся довольно часто, не обращается внимания.
23 июля мы достигли урочища Улук-ачик,[999] которое сделалось крайним западным пунктом нашего движения вдоль Кэрийских гор. Хотя до р. Юрун-каш (Хотанской) оставалось, по расспросным сведениям, немного более 30 верст, но итти туда не было настоятельной необходимости: общее направление Кэрийского хребта уже было определено, его топографический характер, флора и фауна достаточно обследованы; притом дознано, что проходов в Тибет здесь нет. Между тем наши караванные лошади вконец измучились, и почти половина из них были вовсе не годны для дальнейшего пути. Отправить до вышеназванной реки разъезд также было неудобно, ибо при постоянно дождливой погоде каждая горная речка могла задержать посланных. Ввиду всего этого решено было спуститься из гор на кэрийско-хотанскую дорогу в оазис Чира, привести туда из Кэрии верблюдов с оставшимся багажом и двинуться к Хотану.
Помимо туч, приносимых из Тибета, обилию дождей в Кэрийских горах способствовало то обстоятельство, что выпадавшая на лёссовую почву влага быстро опять испарялась в разреженном воздухе здешних высот,[1001] в особенности если проглядывало солнце; соседние же снеговые горы вновь охлаждали эти испарения и превращали их в облака, падавшие новым дождем. Этим объясняется замеченное нами явление, что сильный дождь иногда приносился слабым северо-восточным или северным ветром, следовательно со стороны крайне сухой таримской пустыни. Выпавшая там на окраине дождевого района влага быстро испарялась, а затем вновь выделялась, лишь только происходило охлаждение с поднятием сравнительно теплого воздушного тока в горы на большую абсолютную высоту.
В той горной области, где мы в июле находились, во время описываемых дождей преобладали затишья; ветры же, дувшие с разных сторон горизонта,[1002] достигали лишь средней силы. Гроз не было ни одной.[1003] Град очень мелкий, скорее снежная крупа, падал лишь дважды вместе с дождем. Небо постоянно было облачное, за исключением лишь четырех раз, когда ночью или с утра разъясневало на короткое время. В зависимости от дождей и облачности температура постоянно была очень низка для этого времени года: в 1 час дня термометр иногда показывал лишь +7,2 °C и ни разу не поднимался выше +16,7 °C. Однако, вследствие той же облачности, ночных морозов не было до абсолютной высоты в 11 тыс. футов; но они случались вверх от 12 тыс. футов. Когда стихал дождь, то воздух лишь на самое короткое время оставался свободным от пыли; обыкновенно же она быстро являлась из соседней пустыни. Затем вновь начинавшийся дождь падал сначала совершенно грязными каплями.
По словам местных жителей, летние дожди идут у них ежегодно и продолжаются до половины, иногда до конца августа.