А Серденько-то и не удивился совсем. Будто знал уже. Кораблик, говорит, совсем маленький, да, може, большим станет. Большого тебе и плаванья, коли получится, маленький ты кораблик. Не поминай лихом, говорит Серденько, ведь близкие мы. Може и не забудешь, когда звездой морийской станешь. А я… Могу не крышевать, коли не нужно. Что мне твои гроши, чай, на перевалке сижу. Да я и не брал себе ничего. Всё в калликтифф относил. А с коллективом-то сам разбирайся. Как разбираться? Я ведь и не знаю никого. Ладно-ладно простачком-то прикидываться. И видел. И говорил. И знаешь. И на стрелки с ними ходил. Паренёк-то ты приглядливый. Всё замечаешь бусинками-то своими. Губки-то не криви, однако. Что значит «и работы не было за последние годы»? Потому и не было, что работали-то люди Серденькины правильно. Сказал бы раз на сходняке, что не наш теперь Гансик, – вмиг порвали бы тебя. А так – все знали. И смотрящий знал. И положенцы знали. И там, в центре, авторитеты-то в законе тоже знали. Вот так-то, милок. Ну не хочешь встречаться с калликтивом… Зря. Они к тебе – очень даже с большим уважением. А я и так, без них, скажу. Крышняк – это как бизнес. Хочешь купить бизнес – заплати пятилетний доход. У нас с тобой – два кило золотых монет в месяц. За год – двадцать пять. За пять лет – сто пятьдесят. Где ж много? А как бы ты хотел? У коллектива работа была. Заработок. Жизнью люди рисковали. Как где возьмёшь? Ну, хорошо. Близкий ты мне. Давай заплати за полгода. Ладно, ладно. Хватит сопли размазывать – десяточку, по дружбе, и дело с концом.
Как Ганс разрулил ситауцию, разрулил ли – того нам не ведомо. Разрулил, видать. Может, Швеца нашёл. Да тот и помог. Хотя вряд ли. Слышал я, что, если вновь повстречаются они, то произойдёт это много позже, или вовсе не увидятся. Может, как по-другому с коллективом Ганс договорился. Расстались, говорят, без претензий. А Гансику с той поры тропиночка открылась желанная, в Большой дом у набережной ведущая. Так вот и выбрали нашего героя серые неприметные кардиналы из Писка. Окончил Ганс универ. Дипломы получил, специалистом стал обоих прав, гражданского и богословского. Как Себастьян Брант, с гордостью думал он. Несравненным мастером борьбы стал, для сердца – «До-до», для работы – «Нельзя». И бесконтактный бой освоил, науку Понтов повсеместных взял на вооружение скромный, незаметный Гансик. Понимал, что борьба та бесконтактная, да не «Нельзя» вовсе, а Понты искусные, не волхвов учения, а Базилевсовы премудрости, – вот они, «бои без правил», бои всерьёз не на жизнь, а на смерть. Науки Сердюковы на ум себе взял: «слово лишнее – не скажи», «подумай, прежде чем подумать» – всё пригодится ему в будущей жизни. Ничего даром не пропадёт.
Встал он в скромные ряды сереньких кардиналов. Что правят жизнью великой Мории. Что среди многих грозных и сиятельных фигур на балу жизни остаются самыми незаметными. Тихо, как тени, скользят они между простым и вельможным людом. Всё замечают, всё на замету берут. Никто и ничто не скроется от их внимательного, холодного и безжалостного взора.
Со страхом озирается на балу обыватель. Где они, эти, что из Писка? Пропустить их никак нельзя. Иначе неприятностей не оберёшься. А как их увидеть? Они – везде. Неприметные, словно тени. А то и вовсе прозрачные. Не разглядеть их. Не увидать. Говорят, что везде они. Ан нет их нигде. Не усмотришь. Не углядишь.