Путешествия на другую сторону света

Стремясь вернуть утраченных последователей, пресвитерианская церковь смягчила некоторые из своих наиболее строгих правил. Без сомнения, образ жизни, предписанный ею для местных жителей, был строгим и безрадостным. Еще в 1941 году, вскоре после первого масштабного выступления, один из миссионеров на Танне написал в своем докладе для Синода: «Мы отняли у них танцы и сделали мало для того, чтобы найти им замену или решить проблему, вызванную такой утратой… Мы одевали религию в черные и мрачные одежды, стирали с лица улыбку, как непристойную, порицали как зло побуждение явно выражать свои эмоции, и заставляли людей путать христианство с так называемой респектабельностью, которая является синонимом серости… Мы не можем рассчитывать на успех, пока не станем меньше запрещать и не будем более конструктивными. Мы должны сделать все возможное, чтобы христианство распространилось здесь. Важно оживить местную церковь вместо того, чтобы пытаться сильно ее трансформировать». Впоследствии была предпринята попытка воплотить эти идеи в жизнь. Но это мало сказалось на популярности миссии. В 1952 году произошел новый всплеск движения, вызванный, возможно, падением цен на копру, которое, как верили таннцы, было организовано торговцами, чтобы лишить их еще большего количества карго.

Правительство, не сумев подавить движение арестом и заключением лидеров в тюрьму, теперь проводило другую политику. Культ был официально разрешен при условии, что его последователи не будут причинять вред никому на острове или угрожать чьей-либо жизни. Сделано это было в надежде, что движение отомрет само по себе, когда люди обнаружат, что ни одно из пророчеств Джона Фрума не сбывается.

Именно возможность стать свидетелями если не рождения, то самых ранних этапов развития новой религии привела нас на Танну. Я надеялся, что, когда мы приедем туда, мы сможем встретиться с лидерами движения и узнать от них, как появились приказы и пророчества Джона Фрума, и, возможно, убедить их подробно описать деяния и внешность их таинственного лидера.

На путь из Виллы в Танну у нашего корабля, «Конкорда», ушла большая часть дня и ночь. Это было устаревшее судно, в экипаже которого были пожилой англо-французский капитан, однорукий французский инженер и шесть меланезийских матросов. С наступлением ночи поднялся сильный ветер, и «Конкорд» начал тревожно качаться. Снова и снова, когда нас настигала особенно сильная волна, черная вода перехлестывала через корму. Капитан остался на мостике с рулевым, меланезийцы исчезли в помещении под баком судна, а мы пытались спать в единственной каюте. Дважды за ночь однорукий инженер падал со своей койки и с оглушительным треском приземлялся на столе посередине каюты. Когда это случилось в третий раз перед рассветом, он не стал утруждать себя тем, чтобы вскарабкаться назад, а пошатываясь пошел к плите в углу и начал разогревать содержимое гигантской кастрюли. Через несколько минут сильный запах дал нам понять, что он готовил острый, залежавшийся карри. Раз или два, когда корабль особенно сильно качало, эта неаппетитная зернистая смесь опрокидывалась и тушила горелку, но инженер, который казался невероятно счастливым и безостановочно насвистывал себе под нос, подбирал ее, вываливал обратно в кастрюлю и снова зажигал газ. Запах пара со специями, который шел от кастрюли, казалось, наполнял всю каюту. Невозможно было впустить немного свежего воздуха, потому что, если бы мы открыли иллюминатор, морская вода попадала бы к нам при каждом колебании и крене корабля. Я лежал на спине, руками и ногами упираясь в край койки, чтобы не свалиться в лужи карри и морской воды, которые хлюпали на полу. Когда инженер, держа кастрюлю высоко в воздухе, акробатически подскочил к столу и объявил, что завтрак готов, я обнаружил, к моему сожалению, что не могу присоединиться к нему.

«Конкорд» бросил якорь у города Ленакель на западном побережье Танны, в маленьком, покрытом рифами заливе. На пляже, чтобы встретить нас и забрать почту и груз, который мы привезли из Вилы, нас ожидали британские и французские служащие, учитель из пресвитерианской миссионерской школы и австралийский плантатор Боб Пол. Последний предложил приютить нас у себя во время разговора по радио в Виле. Высокий худой мужчина с рыжеватыми волосами, небольшими усиками и обманчиво мягкой манерой держаться, он владел большим количеством земли на острове, чем любой другой европеец, и был единственным, кто управлял большой плантацией. Он был идеальным хозяином для любого, кто хотел поговорить с таннцами о Джоне Фруме. Если бы мы остановились у правительственного чиновника или члена миссии, это заклеймило бы нас как противников культа, и нам вряд ли бы удалось убедить местное население говорить о своих верованиях. Однако Боб Пол всегда воздерживался от выражения своего отношения к Джону Фруму, не осуждая и не поощряя движение.