Путешествия на другую сторону света

Ломалома оказалась красивым и очень ухоженным поселением. Миловидные, покрытые тростником домики, или мбуре, были окружены цветниками, а между ними располагались аккуратно подстриженные лужайки. Здесь была школа, два магазина, принадлежащие индийцам, выкрашенная в белый методистская церковь и небольшой радиопередатчик, которым управлял один из жителей деревни. Это место всегда имело важное значение. В середине XIX века северные острова Лау были завоеваны Маафу — вождем Тонга и одним из величайших воинов Тихоокеанского региона. Он разместил свою резиденцию в Ломаломе и основал там крупную тонганскую общину. Часть деревни все еще гордо и независимо оставалась тонганской. Позже, после того как Фиджи уступили британской короне, Ломалома стала резиденцией окружных комиссаров, которые правили всеми островами Лау. Здесь сохранились построенные ими здания с корабельными пушками внутри. Позднее административный центр переехал на юг, на остров Лакемба, расположенный в центре группы островов. Несмотря на это, в Ломаломе сохранялась атмосфера важности и значимости, отличавшая ее от более ветхих и неряшливых фиджийских деревень на других островах. Здесь по-прежнему имелся мбули, назначаемый правительством вождь, который отвечал за управление всей территорией Вануа-Мбалаву. Именно он приветствовал нас, и именно у него мы должны были жить на протяжении всего нашего пребывания. Это был крепко сбитый, мрачный мужчина, который пользовался глубоким уважением остальной общины. Он редко улыбался, а когда из вежливости делал это, то его улыбка, оставлявшая неприятное впечатление, поразительно быстро исчезала с лица. Нам сказали, что он был «сильным» человеком. В качестве примера того, как он использовал свой авторитет и поддерживал дисциплину, один из молодых людей описал случай, когда мбули обнаружил группу людей, которая делала «брагу» — запрещенный крепкий алкогольный напиток, который иногда тайно делают из маниока, ананаса, сахара и дрожжей. Он хватал нарушителей одного за другим и бил их, и никто из этих взрослых мужчин не осмелился оказать сопротивление.

Он выделил нам просторный красивый мбуре, который стоял посередине деревни недалеко от его дома. Пол в нем был покрыт несколькими слоями циновок из пандана и приятно пружинил под ногами, а великолепная крыша из стропил и перекладин, аккуратно подвязанных веревками, поддерживалась четырьмя отдельно стоящими колоннами из твердых пород дерева диаметром почти полметра. Обычно в этом пышном здании проводились общинные собрания, но сейчас в нем поставили несколько кроватей, и нам сказали, что мы можем чувствовать себя тут как дома.

Хотя мы были гостями мбули, заботы о нас легли на женские плечи. К счастью, его окружало много женщин: его жена, толстая веселая женщина; двоюродная сестра Гола, худая, с выступающими зубами, которая готовила большую часть пищи; и две его дочери, Мере (Мэри) и Офа. Девятнадцатилетняя Мере считалась местной красавицей. Ее волосы всегда были тщательно уложены в большой шар, от которого многие фиджийцы, к сожалению, теперь отказались. Она выглядела очень застенчивой и редко поднимала глаза, когда рядом были мужчины. Но иногда, когда кто-то шутил и отпускал дерзкое замечание, она поднимала глаза и сверкала маленькими зубами в великолепной улыбке, которую каждый мужчина в деревне находил очень привлекательной. Офа была на два года младше и очень похожа на Мере, хотя ей не хватало самообладания сестры, и ее лицо часто омрачалось детской нерешительностью. Гола готовила в специальной хижине рядом с домом мбули, а Мере и Офа приносили нам еду, сервируя ее на столике высотой с ногу, покрытом безупречно белой скатертью. Пока мы ели, сидя на полу со скрещенными ногами, обе девочки стояли по краям стола, чтобы отгонять опахалами мух, которые могли сесть на еду. Гола подавала нам вкусную еду — сырую рыбу в кокосовом молоке, вареную курицу с ямсом, рыбу, запеченную на деревянном вертеле, маниок, сладкий картофель, бананы, ананасы и спелые сочные манго.

Наш ближайший сосед был толстым веселым человеком с врожденным дефектом речи, которого дружелюбно называли в деревне Тупым Вильямом. Но он был совсем не туп. Хотя он и не мог четко проговаривать слова, он производил много разнообразных и чрезвычайно выразительных звуков. С помощью завихрений, ударов ножом, махов руками и частого закатывания глаз он мог вести сложные и совершенно понятные разговоры. В действительности, с учетом того, что мы понимали на фиджийском языке не больше пары слов, он был одним из самых понятных нам собеседников в деревне. Он приходил в наш мбуре почти каждый вечер и потчевал нас достойными Рабле, истерически смешными историями о соседях.