Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

«Ладно, пойдемте со мной. Кое-что вам покажу, тут, неподалеку», — загадочно пообещал наш хозяин.

Все полчаса, какие мы пробирались через прибрежные кусты, Тайни передавал нам тайное лесное знание. Он показал дупло, которое выточила в трухлявом, осыпающемся стволе пчела-плотник, следы антилопы, невообразимо прекрасную пурпурную орхидею и остатки стоянки макуси, приходивших ловить рыбу в реке. Вскоре мы свернули с главной тропы, и Тайни велел замолчать. Подлесок становился все гуще, и мы старались, не нарушая тишины, идти след в след за нашим проводником.

Растительность в этих местах опутана ползучей травой, которая петлями обвивает кусты и тонкой завесой свисает между ними. По невежеству и легкомыслию я попытался чуть раздвинуть ее тыльной стороной ладони и тут же отдернул руку: вьющееся растение оказалось колючей склерией, стебли и листья которой усеяны едва заметными, невероятно острыми иголками. Рука кровоточила, от боли я вскрикнул гораздо громче, чем было можно. Тайни, обернувшись, приложил палец к губам. Мы осторожно пробирались сквозь кустарник и старались не отставать ни на шаг. Заросли становились все гуще, и теперь, чтобы не поднимать шум, приходилось передвигаться ползком, подныривая под гирлянды игольчатых трав.

Наконец Тайни остановился, вскоре подтянулись и мы. Он осторожно раздвинул плотную завесу колючей склерии, свисавшей прямо перед нами, и мы стали всматриваться в пейзаж. Впереди лежал большой заболоченный пруд, поверхность которого украшали водные гиацинты; как раз было время их цветения, и казалось, будто по переливчатому зеленому ковру рассыпаны нежные сиренево-синие огоньки.

Метрах в четырнадцати от нас водные гиацинты терялись из виду: их почти полностью закрывала стая белых цапель, такая огромная, что она тянулась от середины озера к дальнему берегу.

«Ну вот, смотрите, ребята, — прошептал Тайни. — Подойдет?» Мы с Чарльзом восхищенно закивали.

«Ладно, тогда я вам больше не нужен. — Тайни продолжил: — Пойду позавтракаю. Удачи!» Он бесшумно удалился, оставив нас двоих всматриваться в узкую прорезь между стеблями склерии. Мы вгляделись повнимательней, и заметили, что в стае два вида — большие белые цапли и снежные, что были поменьше. В бинокль мы наблюдали, как птицы наскакивают друг на друга, задирая нежные, похожие на тонкое кружево хохолки. Время от времени какая-нибудь пара вдруг вертикально взлетала в воздух, продолжая неистово колотить друг друга клювами, и так же неожиданно опускалась на землю. У дальнего берега возвышались несколько статных бразильских аистов ябиру; их черные лысые головы и багряные раздувшиеся шеи ярко выделялись на фоне белоснежных цапель. Слева, чуть поодаль, мелководье обжили сотни уток. Некоторые стояли безупречным полковым строем и смотрели в одну и ту же сторону, словно им дали команду «Смирно!», другие эскадрильей плавали в пруду. Ближе к нам по водным гиацинтам осторожно ступала якана; держаться на плавающих листьях ей помогали невероятно длинные пальцы, но из-за них она шагала, смешно задирая ноги, словно человек в снегоступах.

Больше всего мы обрадовались, когда увидели совсем рядом четырех розовых колпиц. Птицы сосредоточенно бродили по мелководью, просеивая клювом песок и грязь в поисках мелкой рыбешки, головастиков, моллюсков, и в оперении, сияющем всевозможными оттенками розового, они были неописуемо прекрасны. Но стоило какой-нибудь поднять голову, чтобы посмотреть по сторонам, мы едва удерживались от смеха, таким несуразным казался сплющенный клюв в сравнении с изящным, грациозным телом.

Чарльз и я установили камеру, чтобы снять это великолепное зрелище, но, как ее ни направляли, вид закрывал один и тот же небольшой куст. Мы шепотом посовещались и решили, рискуя спугнуть птиц, продвинуться сквозь буйную растительность и залечь под тем самым, торчавшим впереди кустом, где, как нам казалось, места вполне хватало для камеры и для нас. Если мы сможем туда пробраться и не поднять переполох, четкая, без помех съемка всех живущих на озере птиц — уток, цапель, аистов ябиру и колпиц — нам гарантирована.