В четыре часа пополудни нас привезли в Аракаку. Издалека она выглядела почти идиллически: цепочка домиков на высоком берегу, а за ними колышутся на ветру высокие, похожие на связки перьев, стебли бамбука. Однако вблизи очарование развеялось. Две трети строений занимали склады, соседствовавшие с тавернами, где с утра до ночи рекой лился ром, а на заднем плане теснились в грязи обветшавшие деревянные хибары, в которых ютились обитатели этих мест.
Пятьдесят лет назад Аракака была крупным, процветающим поселением; здесь жили несколько сотен человек. Когда-то в окрестностях открыли несколько богатых золотых приисков, и рассказывали, будто в те счастливые времена инженеры с женами разъезжали по главной улице в запряженных лошадьми колясках. Сейчас прииски почти выработали, а главная улица заросла травой. Большинство домов разрушились, прогнили, к ним совсем близко подступил лес. В воздухе стоял смрадный запах запустения и тлена, словно вымирающий город и впрямь разлагался на жаре. Рядом с одной из полуразвалившихся построек стоял опутанный ползучей травой старый деревянный стол. Но его ножках, вмурованных в кирпичный помост, виднелись следы осыпавшегося цемента, а сам помост растрескался и порос пробившейся сквозь щели травой. «Здесь когда-то была больница, — рассказали нам, — а стол остался от морга».
На дворе стоял полдень, но в лавках и кабаках было полно народу. Где-то дребезжал старый граммофон. Мы вошли в лавку. Рядом со входом, на скамейке, сидел высокий, поджарый негр. В руках он держал до краев наполненную ромом алюминиевую кружку.
«Что вам здесь надо, парни?» — спросил он.
Мы объяснили, что ищем животных.
«Этого добра тут хоть завались. Я сам для вас кого хочешь поймаю».
«Прекрасно, — ответил Джек. — Мы заплатим за все, что ты нам принесешь, но у нас мало времени, через несколько дней нам надо уезжать. Сможешь поймать кого-нибудь завтра?»
Наш собеседник с важным видом покачал указательным пальцем перед носом Джека.
«Э, парень, завтра я никого не поймаю, — тяжело проговорил он. — Завтра я буду надираться в дым».
В лавку ввалилась наша недавняя попутчица Герти.
Она всем весом налегла на прилавок и пристально взглянула в раскосые глаза лавочника.
«Мистер, парни на катере говорят, что здесь полно вампиров. Что мне делать, у меня нет москитной сетки!»
«Ты что, мать, боишься наших вампиров?» — переспросил негр с алюминиевой кружкой.
«Конечно, — подтвердила она. — И мое психологическое состояние сейчас очень нервное».
Негр недоуменно заморгал. Герти переключилась на хозяина лавки.
«Ну и что вы мне дадите?» — жеманно улыбаясь, спросила она.
«Дать вам я ничего не дам, но за два доллара могу продать лампу. Она точно всех вампиров разгонит».
«Может быть, — с деланым высокомерием ответила Герти. — Но должна вам сказать, что мои финансовые дела сейчас — швах. — Она рассмеялась. — Поэтому дайте свечку за два цента».
Поздним вечером мое психологическое состояние, как и у Герти, тоже стало очень нервным, и на то была причина. Мы разместились в обветшавшей гостинице неподалеку от лавки. Джек и Чарльз тут же уснули, спрятавшись за москитными сетками. Я свою, к сожалению, куда-то засунул и не мог найти, последние четыре дня обходился без нее, а теперь, памятуя об опасениях Герти, повесил на край гамака зажженную керосиновую лампу. Минут через десять после того, как улегся и попытался уснуть, в открытое окно бесшумно проскользнула летучая мышь. Она пролетела над гамаком, покружила по комнате, подлетела к двери, вернулась к гамаку и через миг исчезла в окне. Каждые две минуты она возвращалась и с пугающей настойчивостью проделывала тот же путь.
Убедиться, что это действительно вампир, на расстоянии было трудно, но в таких обстоятельствах зоологические тонкости не столь важны.
Достаточно того, что у нее не выдавался вперед листообразный нос, какой отличает мирных летучих мышей, и, хотя я не мог видеть двух острых как лезвия треугольных передних зубов, которыми вампир выбривает кусочек кожи у своей жертвы, был уверен, что они есть. Живое воображение рисовало пугающую картину: прокусив кожу, летучая мышь присасывается к ране и жадно пьет кровь. Они исхитряются делать это так незаметно, что человек не просыпается и узнает о визите вампира только по пятнам крови на одеяле, но недели через три может тяжело заболеть паралитическим бешенством.
Принять всерьез заверения лавочника, мол, вампиры боятся света, мне с самого начала было трудно. Сейчас мои опасения подтвердились: в свой очередной визит летучая мышь неожиданно уселась в дальнем углу комнаты и, отведя крылья назад так, что стала похожа на четвероногого паука, характерным для вампиров способом засеменила по полу. Мое терпение лопнуло. Свесившись из гамака, я схватил ботинок и швырнул его в кровопийцу. Вампир заметался и тут же исчез.