Управляющий забрался в джип и уехал. Теперь нам предстояло найти лодку, которая отвезла бы нас вниз по реке. Одно за другим мы обошли все питейные заведения. В них встретилось немало людей, у которых были каноэ с мотором, но у каждого нашлась весомая причина нам отказать: у одного каноэ было слишком маленьким для нашего груза, у другого закончилось горючее, у третьего сломался двигатель, а единственный человек, который что-то смыслил в моторах, как раз в эти дни уехал из Аракаки. В конце концов мы наткнулись на индейца по имени Джейкоб, который с мрачным видом сидел у входа в кабак. Не заметить его было трудно: из ушей у него свисали клочья черных прямых волос, и это делало его похожим на угрюмого тролля. Джейкоб признался, что лодка у него есть, но нас он не повезет. В отличие от других он не стал придумывать уважительные причины, поэтому мы решили проявить настойчивость. Препирательство продолжилось в прокуренном кабаке под сипение и хрипы граммофона. Примерно в половине одиннадцатого Джейкоб сдался и крайне неохотно согласился отвезти нас утром в Кориабо.
Мы проснулись в шесть утра, собрали вещи и в семь были готовы к отплытию. Джейкоб не появлялся. Около девяти он приплелся в гостиницу и сообщил, что лодка и мотор готовы, но бензина у него нет.
Герти, у которой в эту минуту не было других дел, стояла рядом и с любопытством слушала нашу беседу.
«Ох, как противно, когда все откладывают да откладывают. — Она сочувственно посмотрела на меня и тяжело вдохнула. — Канитель, что тут еще скажешь».
К полудню бензин нашелся, и мы наконец отплыли в Кориабо. Тамандуа, свернувшись, дремал в клетке рядом с половиной муравьиного гнезда, специально припасенного, если вдруг ему захочется в пути подкрепиться. На носу лодки, выступая за ее края на полметра с каждой стороны, возвышалась просторная деревянная клетка, которую Джек сделал для капибар.
Нам очень повезло, что на сей раз мы плыли вниз и нас несло быстрым течением разлившейся реки, ибо мотор на лодке Джейкоба был довольно капризным и не терпел вторжений извне. Стоило ничтожному кусочку проплывавшего мимо дерева забить водоохладитель или нам увеличить скорость, он тут же замолкал, и требовалось немало терпения, чтобы вернуть его к жизни. Джейкоб знал только один способ — как можно чаще и как можно сильнее дергать за пусковой канат; внутренняя жизнь мотора оставалась для него священной тайной, вторгаться в которую было категорически запрещено. Его вера порой приносила плоды, но однажды ему пришлось безостановочно тянуть за канат почти полтора часа. Когда мотор в конце концов завелся, Джейкоб, который все это время изо всех сил сдерживал вполне оправданную ярость, даже не улыбнулся. Он молча уселся у штурвала и погрузился в привычную черную меланхолию.
Ближе к вечеру мы приплыли в Кориабо и пришвартовались рядом с катером Бринсли Маклеода. Джейкоб не хотел лишний раз, без надобности, выключать мотор, поэтому нам было велено выгружаться как можно быстрее. Через десять минут весь наш багаж валялся на берегу, а Джейкоб, не выказав никаких признаков радости оттого, что ему удалось осуществить рискованную операцию и при этом совладать с двигателем, печально поплыл в Аракаку.
К счастью, катер Бринсли снова был на ходу. Правда, сам хозяин в очередной раз уехал на свой затерянный в лесу золотой прииск, но, как нас заверили, обещал вернуться в деревню завтра, к 10 утра.
Он, как ни странно, вернулся. Мы заманили капибар в клетку, где заранее разложили переспелые ананасы и хлеб из кассавы, погрузили ее на лодку и приготовились к отплытию.
Обратный путь занял гораздо больше времени: мы заходили во все знакомые селения, чтобы узнать, не поймал ли кто для нас животных, о которых мы просили. Кое-где нашу просьбу выполнили, и к тому времени, как мы подплыли к Монт-Эверард, у нас на борту, кроме тамандуа, обитали капибары, змея, три пестрых ара, пять разнообразных попугаев размером поменьше, два длиннохвостых попугайчика, капуцин и два белогрудых тукана, которыми мы особенно гордились. Выторговывать животных пришлось довольно долго, поэтому поздним вечером мы все еще были в 16 километрах от Моравханны и только в час ночи наконец пришвартовались у пристани рядом с пароходом
Когда я открыл глаза, стоял полдень. Мы шли открытым морем. Вдали, на горизонте, виднелся Джорджтаун.
8. Мистер Кинг и русалка