Путешествия от себя – к себе, в радиусе от центра Вселенной

– Слава богу! – обрадовалась Лидия. – Я думала, ты скажешь: водка, водка и ничего, кроме водки. А ты прям умный, – настроение у нее резко улучшилось, к тому же еда в этом славном местечке общепита была просто отменного вкуса.

– Да я не особенно умный, – улыбнулся Крис. – Просто много свободного времени в морях, поэтому мы и читаем. Достоевский у нас моден. И еще я хотел добавить: водка, водка и еще раз водка! – стал прикалываться ее парень. А потом серьезно возразил: – Ну, и ты ведь ничего не знаешь о Канаде, и певцов тоже никаких не знаешь.

– Ошибаешься! – воскликнула Лида. – Я обожаю Селин Дион… Я слышала про Уэйна Грецки… Это канадский хоккеист.

И тут настало время удивиться Крису.

– Молодец, девчонка! – похвалил Крис. – Прямо сейчас едем в Колизей! – заявил он, на волне эмоций.– Там тренируется «Эдмонтон Олиерс», там играл Уэйн Грецки.

И они отправились в ледовый дворец «Колизей». В России, особенно в Москве и Петербурге, было немало подобных спортивных сооружений, причем, еще более вместительных и дизанейрски более креативных, но Крис был, конечно, уверен, что Лидия просто обалдеет, увидев Coliseum. С его стороны, это было проявлением нормального канадского эгоцентризма, к которому Лида уже стала потихоньку привыкать.

Накануне вечером, в Колизее состоялся грандиозный рок-концерт Оси Осборна, великого грешника и креативщика, который попробовал все наркотики, которые только можно попробовать на этом свете и в состоянии полу-сознания и липких фантасмагорий написал подавляющее количество своих рок-зонгов. И хотя для охраны общественного порядка были приглашены 75 натренированных регбистов, канадским юнцам все же удалось пронести в зал алкоголь и марихуану. А потом не в меру возбудившиеся от жестких рок-зонгов, взбесившиеся от алкоголя и наркотиков      , эти юнцы стали неистово бросать в своего кумира бутылки и камни.

– Но, видите ли, хозяин Колизея Пол Кингтон считает рок проявлением канадского образа жизни, свободы поведения, поэтому и разрешает подобные шоу, – объяснила Крису и Лидии пожилая дежурная, – а я бы запретила эти безобразия…

Она приветливо улыбнулась им, заприметив их сочувственный взгляд и разрешила пройти в музей Колизеума, хотя там не было ни одного посетителя. Крис еще успел шепнуть на ушко дежурной, что он – моряк и перед тем, как уйти в длительное плавание, хочет показать девушке музей.

Лидия не увлекалась спортом и ей было мало интересно, кто был в составе команды и какие кубки она выигрывала, но ей понравилось открытое благородное лицо Пола Кингтона на фотографиях музея, того самого миллионера, который содержал «Эдмонтон Олиерс» и недавно купил у властей Эдмонтона здание Колизея. Она с удовольствием читала историю его жизни – ее всегда привлекали истории успеха.

Когда они вышли на улицу, Крис подвел ее к памятнику Уэйну Грецки, замечательному 36-летнему игроку (тогда, в середине 90-х ему исполнилось 36 ), Грецки прославил канадский хоккей по всему миру, он не знал уныния и поражений.

– Люблю настоящих мужиков! – воскликнул Крис.

– И я – тоже, – засмеялась Лидия.

Вечером ее мужчина повел ее в настоящий ресторан, дорогой и престижный, в центре Джаспер-авеню – в нем были кожаные диванчики, танцующая цветомузыка, богатое меню с непонятными названиями блюд, и даже варьете.

Сиреневые, голубые, красные всполохи по переменке вспыхивали на лице у Криса. Крис был, если можно так сказать, красиво некрасивым, он нес свою некрасивость с достоинством как некую божью благодать, как стигму. Удивительно, но люди, которые наблюдали за ним и которые с ним общались, считали его очень даже привлекательным – скорее всего потому, что парень умел подавать себя, а также потому, что обладал некоей харизмой – харизмой одинокого и самодостаточного морского бродяги.

«Все же с ним интересно, – подумала Лидия, – я бы даже смогла быть его подругой и ждать его от рейса и до рейса. Крепкий орешек, знает, чего хочет…»

Лида посмотрела на друга почти с нежностью. Несмотря на то, что между ними лежал непреодолимый водораздел – это его внутренний мир, жесткий, ограниченный предрассудками, может быть, даже циничный, она-то была намного открытее и искреннее его, – несмотря на это Лидия чувствовала, что его неудержимо влечет к ней. Но это был не просто естественный интерес к женщине иной крови, очаровательной чужестранке, не просто желание ликвидировать свою ужасную безграмотность по поводу России – это было еще что-то другое. Крису нравились яркая чувственность и быстрый ум Лидии, это было внове для него, мужчина почти не встречал такого жгучего сочетания у женщин. Даже в сексе Лидия была умной, ее утонченность (или развращенность, а можно назвать это и раскрепощенностью) были продолжением ее ума. В сексе она не была примитивной. Конечно, это не могло ни нравиться такому Дон Жуану как Крис.