Путешествия пана Вроучека

От виноградников шли, переговариваясь, двое вооруженных мужчин, и можно уже было различать слова.

– Смотри-ка, немцы убираются восвояси, за року, – сказал один. Зикмунд, видать, хотел проверить, как пражане готовы к обороне.

– И начало было плохо,– добавил другой.– Они выбежали со всей горячностью, без гейтманов своих, для боя не построенные, и передние столкнулись с конницей, их намного сильнейшей и потому с легкостью их отбившей. Ну, пусть им это хоть послужит наукой на будущее… Смотри-ка, вот лежит один и, кажется, еще дышит.

Пан Броучек, понявши по речам собеседников, что перед ним табориты, окончательно очнулся от своей мнимой смерти и с тяжелым вздохом приподнялся.

Он увидел перед собой высокого плечистого мужчину в шлеме. Это был, по-видимому, военачальник – в руке он держал железный молот; рядом с ним стоял человек, телом тощий и лицом бледный. Но черные глаза его пылали страстью, черная одежда, черный берет, шевелюра и борода иссиня-черные, как вороново крыло,– все это резко контрастировало с прозрачной бледностью кожи и произвело на пана Броучека какоето зловещее впечатление; на боку у мужчины висел длинный меч, под мышкой он держал какую-то книгу в толстом кожаном переплете.

– Ты ранен? – спросил человек с молотом.

– Возможно, у меня и имеются какие-нибудь внутренние повреждения,простонал пан Броучек,– или же я был только оглушен…

– Смотри, на епанче твоей кровь, – указал мужчина.

– Кровь! – в ужасе воскликнул наш герой и разом вскочил. К его изумлению, плащ действительно, был в крови, и пан Броучек начал судорожно обследовать себя – уж не получил ли он каким-нибудь таинственным образом рану; однако раны он не обнаружил, да и не чувствовал ничего, чтобы указывало на справедливость сего кошмарного предположения.

Кровь на епанче пана домовладельца, по-видимому, навеки останется неразрешенной загадкой. Был ли то мед, пролитый в корчме и на фиолетовой ткани напоминавший кровь, или стрела которого-нибудь из пражан задела вражеского коня в тот миг, когда тот проносился над упавшим Броучеком, и кровь его обрызгала епанчу, или Броучекова сулица в падении каким-то удивительным способом задела коня и произвела это чудо; эти вопросы, без сомнения, включит в число своих вечных загадок муза истории Клио.

– Где твое оружие? – задал новый вопрос человек с молотом.

– Право, не знаю, куда оно девалась,– отрекся неблагодарный от своей сулицы, по счастаю, находившейся достаточно далеко, чтобы пан Броучек не опасался вновь с ней встретиться. – Я замахнулся… – и, вдохновленный пришедшей ему в голову счастливой идеей, которая должна была вывести его из трудного положения, пан Броучек вдруг обнаружил талант эпического сказителя, продолжив: – Замахнулся я на всадника, галопом на меня мчавшегося, и вонзил его что было силы коню в бок; конь взвился на дыбы и… и…

– И копытом оглушил тебя,– закончил мужчина.– А меч твой застрял в боку у коня или же выпал из твоей руки и кто-нибудв его поднял.

– Да, наверное, так оно и было,– охотно согласился наш герой.Поскольку я был оглушен, то и не знаю, что со мной дальше происходило.

– Но как ты попал сюда, так далеко от прочих?

– Я забежал вперед, желая ударить на крестоносцев с фланга,– уже без зазрения совести лгал пан Броучек, которому эта критическая минута сообщила остроту мысли необыкновенную.

– О, так ты и хитрости военные придумываешь – прямо гейтман из тебя! усмехнулся человек с молотом. – Но, пожалуй, ты и впрямь парень отважный, хотя вид у тебя не очень-то боевой.

Наш герой проглотил "парня" с досадой, однако обиду уравновешивало признание его отваги, так что он, будучи человеком скромным, покраснел. Теперь, когда прямая опасность миновала, он в самом деле ощущал в себе некий огонек геройства и потому взглянул на обоих мужчин почти без страха.

– Но почему ты так плохо говоришь по-чешски? – продолжал человек, задававший вопросы. – Ты что, из тех немцев, которые примкнули к учению Гусову?

Пан Броучек решительно воспротивился зачислению его в немцы и вновь повторил свою байку о длительном пребывании в чужих краях, откуда он лишь недавно возвратился на родину.

– Помочь землякам в трудной битве? – спросил мужчина с молотом; глаза его тепло засияли.

Броучек неуверенно кивнул.

– Ты мне и впрямь нравишься, дружище!.. А что думаешь ты, отец Вацлав?

– Скажи, придерживаешься ли ты учения пражских магистров? – спросил пана Броучека священник-таборит.

Как читателю известно, наш герой решил на время перейти от пражан к таборитам, и потому он ответил так: – Сказать по правде, пражане не очень-то мне по душе, – и, озаренный внезапной идеей, вспомнив о споре в корчме, с живостью добавил: – И еще, я против церковных облачений…

Этим он разом покорил сердце таборского священника.

– Против всех этих балахонов и прочих остатков римского идолопоклонства! – воскликнул тот одобрительно.– Если так, то тебе не место среди пражан – ты наш! Гейтман Хвал оценил также и твою храбрость – значит, ты будешь достойным братом-таборитом.

– Конечно, пойдем с нами на Виткову гору,– подтвердил Хвал.