Путешествия пана Вроучека

Теперь и Облачный сделал несколько шагов вперед, чтобы поприветствовать коллегу. Встреча пиитов первого разряда была весьма трогательна. С выражением беспредельного восхищения пали они на колени, затем принялись поднимать один другого, затем отскочили в разные стороны и, раскинув руки, бросились в пылкие объятия, тиская друг друга с такою силой, будто намеревались расплющить свои грудные клетки; потом снова схватились за руки, судорожно жали их и неотрывно смотрели друг другу в заплаканные глаза, наклоняли головы то вправо, то влево,-словно желая разглядеть коллегу со всех сторон и навеки запечатлеть в своей душе дорогие черты.

– Позволь облобызать тебя за твой последний эпос, непревзойденный мастер! -безумствовал один.

– О, я всего лишь незадачливый твой ученик, титан песни! Я жалкий пигмей по сравнению с тобою! – бурно протестовал другой.

– Полно, друг, полно! Напротив, это я, простертый во прахе, слежу за твоим орлиным полетом.

– А я, испытывая сладостное головокружение, заглядываю в твои -неисповедимые глубины.

Пока Звездный благосклонно помогал подняться коленопреклоненному Лазурному, поздравляя его с новым сборником, меценат и Облачный отвели пана Броучека в сторону, и Облачный ему шепнул: – Дабы у тебя не сложилось превратного мнения о лунной литературе, знай, землянин, что некоторые достоинства Звездного заключаются лишь в искусной форме, в которую он умеет облекать свои худосочные, банальные мысли. Но поскольку он наделен болезненным честолюбием, то из снисхождения за ним сохраняют разряд, которого он недостоин!

– Да и что из него может выйти, пока он остается вне моего Храма искусств и лишен моего руководства?! – заметил, тоже понизив голос, меценат.

Затем хозяин пригласил гостей к столу. Звездный, проходя мимо пана Броучека, отвел его в сторону и шепнул: – Стало быть, ты прибыл к нам с далекой Земли? И разумеется, с целью отдаться изучению лунной литературы? Хочу тебя предостеречь – не суди о нашей словесности по тем слабым виршам, которым, как мне сказал Лазурный, ты здесь только что внимал! Облачного хотя и посещают иногда кое-какие мысли, однако он не умеет облекать их в поэтические покровы. Но, чтобы не задевать его болезненного самолюбия, мы из сострадания терпим его среди нас, поэтов первого разряда.

Когда все уселись за стол, меценат обратился к новоприбывшему: Прежде всего, избранник богов, тебе надлежит позаботиться о своей телесной оболочке и возбодрить оную.

– Ну, наконец-то, наконец! – с облегчением вздохнул Броучек.

– Итак, друзья, примитесь за свои букеты,– продолжал хозяин,– и ты обоняй, гость с Земли!

Терпение пана Броучека лопнуло.

– Благодарю покорно,– рявкнул он,– мой нос насладился вдоволь!

На слове "нос" он сделал ударение, чтобы намекнуть потерявшему совесть хозяину о другом, внутреннем, органе. И тут же перепутался, увидев, какое действие произвели его слова. Воцарилась гробовая тишина. Лазурный, покраснев до ушей, в немом ужасе переводил взгляд с одного .поэта первого разряда на другого. Облачный и Звездный опустили очи долу, хозяин бросал на гостей несмелые взгляды и, казалось, пребывал в крайнем смущении.

Броучек таращился на общество и, сам того не сознавая, повторял: – Да, мой нос… мой нос…

Но тут Лазурный сделал резкий угрожающий жест, и слова замерли у пана Броучека на губах. Стремительно вскочив, красный как рак, Лазурный приносил извинения присутствующим: – Мог ли я предположить… Прошу вас, примите великодушно во внимание, что это землянин…

– …и что он никогда до сих пор не бывал в лунном обществе, подхватил меценат, тоже вставая. – Я провожу его и Лазурного к живописцам, а вас, досточти мые пророки, прошу пока обменяться вашими надзвездными тайнами.

Пану Броучеку показалось, что его деликатно выпроваживают. Растерянно поплелся он вслед за меценатом и Лазурным прочь из трапезной, не решаясь даже попрощаться с пророками, которые проводили его косыми взглядами, скривив рты в презрительной гримасе.

В коридоре Лазурный с раздражением сказал ему: – Не ожидал я, что ты поставишь меня в такое положение своей земной невоспитанностью!

– Невоспитанностью! Что я такого сделал?

– Если ваш земной язык не брезгует столь низменными словами…

– Низменными словами! Какими это низменными словами?.. Ведь я всего-то и сказал, что мой нос…

Оба селенита предостерегающе воздели руки.

– Остановись! – вскричал Лазурный.– И впредь не оскверняй этим мерзким словом наш чистый лунный воздух!

– Господи, да каким-таким словом?! Или, может, мне нельзя уже говорить о собственном носе? Ха-ха-ха!..

– Разумеется, нельзя. Да, невыгодно же характеризует твою особу и всех землян тот факт, что тебя приходится учить вещам, которые должно подсказывать врожденное чутье!