Путешествия пана Вроучека

С этими словами Домшик распахнул дверь и продолжал серьезно: – Я знаю, разум человеческий многие дивные вещи придумал и еще более дивные придумает, и я порицаю тех, кто, не умея постигнуть некую вещь, сразу же в крик: "Злые чары! Колдовство!" Но я не хочу сказать, что иной раз не случаются вещи и сверхъестественные, от лукавого. Ты жил среди людей бродячих, а те любят заниматься колдовством, может, и тебя научили черной магии…

– Не веришь же ты в наш просвещенный век ("Да, весьма просвещенный!" пан Броучек вовремя спохватился и перешел к иной тактике защиты): – Но ведь я эти спички не сам делал, я их купил!

– Пусть только купил; все одно, ты нехорошо поступаешь, занимаясь подобными делами. Я-то верю, что ты никак не связан с чернокнижниками, и все это, может, просто фигли, для обмана людей хитроумно сплетенные. Но иные с легкостию могут рассудить иначе, и тогда худо тебе придется. Колдовство карается у нас сожжением заживо. А посему послушай моего совета и выбрось подальше это адское зелье и волшебный коробок!

– С превеликой охотой – он все равно уже пустой.

Гость швырнул и то и другое в открытые двери, ворча про себя: "Эти средневековые суеверия, право, заразительны: я уже сам, бог весть с чего, начал пугаться своих несчастных Sakerhets Tandstikor![ Безопасных спичек (шведск.). ]

– Ну, а теперь облачись в остальные одежды,предложил хозяин.

– Я бы уже сделал это, если б знал, как в них влезть. Скажи мне, к примеру, куда надеть это лиловое нечто?

– Это епанча,– разъяснил с улыбкой Янек от Колокола.– В нее ты завернешься под конец.

С его помощью пан домовладелец прикрепил к полукафтану объемистый кошель, оделся в небесно-голубую юбку, опоясался металлическим поясом с привешенной к нему мошной и поверх всего этого замотался в удивительный плащ, который Янек назвал епанчой. С каждым напяливаемым на себя предметом туалета он отдавал дань иронического восхищения древнечешским портным и наконец осторожно переложил в кошель и мошну драгоценные мелкие реликвии девятнадцатого века.

Однако на сундуке осталось лежать еще нечто коричневое, суконное, назначение чего он никак не мог -угадать.

– Может, это фартук к моей юбке, а? – вопросил он саркастически.

Янек от Колокола от души расхохотался.

– Но это же кукуль! Смотри! – И, взяв коричневый предмет из рук гостя, он ловко пристроил его на своей голове, так что из него выглядывало лишь его смеющееся лицо.

Пан Броучек тоже засмеялся, но как-то кисловато.

– Прекрасно! – одобрил он иронически. – Из этого кукуля человек выглядывает, как квочка из гнезда. Такой чепец очень гармонирует с бабьей юбкой и сумой.

– Но зато голова твоя будет спрятана от свежего воздуха, егоже ты так опасаешься,– сказал хозяин с улыбкой, надевая капюшон на пана Броучека, чье лицо пылало от стыда и злости.

– Ох, да мы забыли про обужу, – воскликнул Домшик, придирчиво оглядев гостя с головы до ног.

– Я как раз хотел послать Редуту к сапожнику, чтобы он мне зашил это на скорую руку, – сказал Броучек, демонстрируя разорваную штиблету.

Домшик заявил, что сегодня вряд ли успеют починить, тем более что сейчас и ремесленники чаще имеют дело с оружием, чем с орудиями своего труда; однако он припомнил, что здесь, в коморке, за сундуком, лежат у него, опять же полученные в наследство, сапоги, которые, пожалуй, придутся впору пану Броучеку.

Тот робким взглядом окинул старинные сапоги, которые Домшик извлек из сховы. У них были чудовищно длинные носы, и они тоже были двух цветов: к красной штанине зеленый, а к зеленой – красный.

Древний чех сопроводил их следующей рекомендацией:

– Все, что ко времени,– благо, гласит старая пословица. Не смотри, что они сшиты по старой моде. Раньше мирская суетность заставляла людей носить такую длинноносую обувь, и я слышал, что однажды в замке Коштяле у Литомержиц громом поразило туфли рыцаря и его супруги и напрочь оторвало эти длинные носы.

"Чтоб тут все громом разразило", – подумал про себя пан Броучек, но, видя неизбежность, натянул муаейную обувь.

– Теперь ты стал похож на человека,-с удовлетворением заметил хозяин.Остается лишь выбрать оружие, которого в моем доме предостаточно.

– Ох, не будем говорить об оружии! Если бы я обладал малой толикой воинского тщеславия, я бы давно мог записаться в общество стрелков или гренадеров.

– Но мы носим оружие не из тщеславия, нас нужда заставила.

– Какая нужда? Господи боже, вы что, боитесь один другого? Или у вас в Праге столь небезопасно, что вы не отваживаетесь и днем выходить на улицу без оружия? Или у вас нет полиции, которая защищала бы мирных граждан от всякого сброда?

– О сброде речи нет. Разве я не сказал тебе, что Зикмунд с войском своим стоит перед Прагой?