Путешествия пана Вроучека

Рука поэта дает себя знать и в описании старой Праги, Градчан, которые, видимо, не случайно выбраны стартовой площадкой для путешествий Броучека. Дело, наверное, не только в том, что именно на Граде пражском приютилась знаменитая "Викарка", где любил бывать сам писатель; сама романтическая обстановка Градчан прямо-таки располагает к ним. Оттуда одинаково близко и до Луны, и до глубин истории. Луна заливает своим светом градчанские надворья, проплывает над островерхими крышами домов и шпилями костелов, и кажется, что до нее – рукой подать. А дворцы и соборы, крепостные стены и башни стоят как вечные декорации к уже отзвучавшим сценам из давних времен. И прошлое там властно притягивает к себе, разжигает воображение… "Когда, вступив на третий двор замка, оказываешься перед величавым колоссом собора, стремящим к небу каменный лес декоративных колонн и арок, из всех углов вдруг выступают тени тысячелетнего прошлого и наполняют мою фантазию кипением мрачных и пестро-сверкающих образов".

Написанные девяносто лет назад, повести Чеха и по сей день пользуются неизменным читательским спросом. Они выдержали испытание временем и вошли в живой фонд чешской литературы. Связанные со своей эпохой, они неизбежно выходят за ее рамки. Отражая атмосферу конкретного исторического периода, представляют интерес и для грядущих читательских поколений. "Путешествия Броучека" расширяют наши представления о прославленной чешской сатире и о творчестве одного из интереснейших писателей XIX века.

Л. Будагова

ПРАВДИВОЕ ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ПАНА БРОУЧЕКА НА ЛУНУ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Раздался резкий стук в дверь и, прежде чем я успел крикнуть "войдите!", в комнату ворвался человек скорее маленького, нежели высокого роста, однако с довольно внушительным брюшком, на котором поверх ворсистого плюшевого жилета красовалась тяжелая золотая цепочка с многочисленными брелоками в виде полумесяцев. Но и помимо этого в костюме незнакомца сказывалась солидность вкуса состоятельного пражского мещанина, а круглая, гладко выбритая, иссинякрасная физиономия была исполнена того благородного достоинства, какое придает человеку лишь законное обладание четырехэтажным домом.

– Я имею честь говорить с паном редактором? – осведомился он, хотя и учтиво, но тоном, который не сулил ничего хорошего.

Надвигавшуюся грозу предвещали и толстые багровые руки в массивных золотых перстнях. Правая яростно металась у меня прямо перед глазами, а левая лихорадочно теребила цепочку от часов, так что маленькие серебряные полумесяцы громко звякали друг о друга.

– Что вам угодно, сударь? – отозвался я как можно хладнокровнее.

– Я пан Броучек. Матей Броучек, пражский мещанин и владелец дома, четырехэтажного дома, за которым нет ни крейцара долга. У меня двенадцать квартирантов, все, как один, порядочные съемщики, кроме, правда, одного, художника… А так – все, как один, порядочные съемщики. Среди моих жильцов – советник верховного земского суда, верховного, смею заметить. Я пользуюсь всеобщим уважением и не потерплю, чтобы какой-то щелкопер позорил мое имя. Я его не на улице нашел и не украл – да-с! – чтобы обзывать меня масти… мисти… мистифи… гм, гм… чтобы срамить меня глупыми россказнями о Луне, в корых нет ни слова правды.

"Броучек, Броучек…" – повторял я про себя, взывая к своей памяти, пока наконец не вспомнил злополучное "Путешествие пана Броучека на Луну" Б. Роусека, фантастические путевые заметки, которые в прошлом году, поддавшись минутной слабости, я поместил в "Кветах". К сожалению, с этим Б. Роусеком не путайте его с молодым поэтом-однофамильцем, чей стихотворный сборник, изданный под псевдонимом, наделал недавно порядочно шуму,– так вот, с Б. Роусеком я был немного дружен и испытывал даже нечто вроде сострадания к этому непутевому человеку. Он мог бы заполучить себе теплое местечко и стать полезным членом человеческого общества, но черт дернул его взяться за писание стихов и рассказов.