Он рассказал мне, между прочим, о своем вынужденном пребывании у Санго-Попо. Уже здесь, предупреждая события, надо упомянуть, что Казати в то время, как я ушел в мое последующее путешествие, посетил Бакангаи и Канна. Его путь шел от Тангази через Баули по северному берегу Бомоканди, сначала совпадая с моим, а затем к Ганзи. Оттуда далее он пересек Бомоканди вблизи устья реки Покко и подошел к Бакангаи с юго-запада. Канна он посетил на обратном пути, а оттуда кратчайшим путем, так же как и я это имел в виду в свое время, вернулся в Тангази. Здесь следует по существу внести исправления в карту путешествия нашего предшественника-Джиованни Миани, несчастного, пожилого итальянского путешественника. Он путешествовал от Мунзы с экспедицией рабов к Манги, отцу Баули, и дальше к северу, как Казати и я, параллельно Бомоканди. Экспедиция пересекла эту реку в тогдашней области Себбу почти там же, где я перешел Бомоканди, направляясь от Канна, и двинулась дальше по южному берегу к Бакангаи. В области Бакангаи на обратном пути снова пришлось в северном направлении пересечь значительную реку и снова выйти к области Мунзы приблизительно по той дороге, по которой шел Казати на обратном пути к Бакангаи. Миани говорит в своих заметках только о «большой реке», имени которой он не называет; надо думать во всяком случае, что это была Бомоканди, а не Уэле, которая во время той экспедиции не была пересечена. Когда после смерти путешественника составляли карту его путешествия, река Уэле ошибочно была принята за Бомоканди, и поэтому линия его пути была неправильно отнесена далеко к северу. Во всяком случае такое предположение возникало из скудных отрывочных заметок, оставленных Миани. О значении Бомоканди тогда еще ничего не было известно. С другой стороны, Миани не заслуживает упрека. Его здоровье в 62-летнем возрасте, вследствие переутомления, было сильно расшатано, и, очевидно, всякая работа была ему тяжела. Беспощадное обращение сопровождающих его арабов и недостаток в уходе во время путешествия подточили его здоровье, так что несколько недель спустя, в 1872 году, он умер, одинокий и всеми покинутый, на станции мангбатту у Мунзы.
25 февраля 1882 года я снова покинул станцию, предварительно посетив вождя Ниангару, от которого получил носильщиков.
Усадьба вождя Ниангары по-прежнему была расположена на хорошо знакомом мне по старому путешествию пригорке, только я нашел двор оставленным его жителями, не было ни одной живой души, даже ни одной жены, чтоб охранять пустые хижины. Все ушли на «каранга», вспахивать поля. Это очень показательно в стране: очевидно, здесь очень редко бывают кражи из хижин.
Останец на горе Регаф
Я выслал слуг, чтобы разыскать Ниангару. Но вскоре нашел лучшее средство привлечь народ. Здесь на своем месте одиноко стоял заброшенный военный барабан. Почему бы мне не разбудить его громкий голос? Мой маленький Бинза оказался тут же под рукой и с большой энергией начал приводить в действие этот величественный инструмент. Действительно, не прошло много времени, как ближайшие жители, вооруженные, прискакали во весь опор и устремились на холм. Однако тотчас же все разразились веселыми криками. Как негры любят, понимают и охотно принимают шутки, в то время как некоторые представители культурных наций относятся к ним с пренебрежением! Ниангара был между тем довольно далеко. И так как я вскоре прекратил свой беспокойный воинственный гул, чтобы не увеличивать волнения, то вождь со своими людьми вернулся только к вечеру.
Следующей целью путешествия была маленькая промежуточная станция Солиман. Но направление дороги шло и в последующие дни через станцию Кубби, приближаясь к востоку.
Население здесь состоит из абангба, которые переселились с севера под владычество Ниангары после бегства части племен мангбатту и других кочующих племен. По дороге к станции Солиман я даже встретил островное поселение азанде, а к северу от дороги, кроме абангба, жили еще ниапу, на юге же — абиссанга и момфу.
Как и во всех областях, захваченных и подчиненных ну-бо-арабами, туземное население селится вдали от главных дорог. Обширные пространства казались поэтому пустынными, несмотря на то, что область была густо заселена. Здесь это должно было меня особенно поразить, так как, во время моего путешествия к независимым южным азанде и абармбо, их жилые дома были расположены вдоль дороги; здесь же в течение ряда дней я не встретил ни одной хижины, ни одного туземца. К сожалению, это лишало меня возможное-ти делать наблюдения в пути, что делало еще более трудными определенные выводы при таком пестром и смешанном составе населения.
На станции Солиман живут майго, о них говорилось уже ранее как о рассеянных племенах, родственных мангбатту: основное ядро этого племени расселено к югу от Бомоканди.