Путешествия с Геродотом

В номере, куда привел меня портье, шумел укрепленный на потолке вентилятор, но его лопасти лишь перемешивали горячий как кипяток воздух. Жарко здесь, подумал я и решил выйти в город. Я не ведал, что творю, ибо стоило мне отойти от отеля на несколько сот метров, как я понял, что попал в западню. С неба лился жар, пригвождавший меня к асфальту. В голове застучало, дыхание перехватило. Я почувствовал, что не смогу идти дальше, и одновременно осознал, что мне не хватит сил вернуться в гостиницу. Меня охватила паника: казалось, если я хотя бы на мгновение не спрячусь в тень, солнце убьет меня. Я стал лихорадочно озираться и обнаружил, что во всей округе я — единственное движущееся существо, что вокруг меня все неживое, закупоренное, мертвое. Ни человека, ни животного.

Боже, что делать?

А солнце лупит по голове, словно кузнечный молот, я ощущаю его удары. До гостиницы слишком далеко, а поблизости ни строений, ни навеса, ни чего-нибудь еще, что могло бы спасти. Ближе всего оказалось манговое дерево, и я поплелся туда.

Добрел до ствола и сполз на землю, в тень. Тень в такие минуты становится чем-то абсолютно материальным, тело принимает ее так же жадно, как спекшиеся губы — глоток воды. Тень дает отдохновение, утоляет жажду.

После полудня тени вытягиваются, растут, начинают наползать одна на другую, а потом темнеют и наконец переходят в черноту: наступает вечер. Люди оживают, к ним возвращается желание жить, они приветствуют друг друга, разговаривают — довольные, что как-то удалось выстоять в этом катаклизме, то есть пережить очередной день, похожий на день в аду. В городе начинается движение, на проезжей части появляются автомобили, более людно становится в магазинах и барах.

В Хартуме я жду двух чешских журналистов, нам предстоит вместе поехать в Конго. Конго охвачено огнем гражданской войны. Я начинаю нервничать, потому что чехов, которые должны были прилететь из Каира, не видно. Ходить по раскаленному городу днем невозможно. В номере тоже трудно выдержать — слишком жарко. И на террасе долго не посидишь, потому что постоянно кто-нибудь подходит и задает вопросы: кто я такой, откуда родом, как меня зовут, зачем приехал, не собираюсь ли начать здесь дело, скажем, купить плантацию, а если нет, то куда я поеду дальше, один ли я, есть ли у меня семья, сколько у меня детей, чем они занимаются, бывал ли я в Судане раньше, как мне нравится Хартум, а Нил, а моя гостиница, а мой номер?

Вопросам несть числа. В первые дни я терпеливо отвечал. А как иначе: может быть, их задают из вежливого интереса, который здесь принято проявлять к иностранцам? А может быть, эти люди из полиции, а полицию лучше не злить. Спрашивающие появлялись, как правило, единственный раз, а потом приходили новые, одни передавали меня другим, словно эстафетную палочку.

Но двое — необыкновенно симпатичные молодые люди, они всегда ходили вместе — стали появляться чаще. Студенты, у них теперь много свободного времени, потому что глава правящей военной хунты, генерал Аббуд, закрыл их институт — гнездо беспорядков.

Но как-то раз они, оглядываясь по сторонам, попросили у меня несколько фунтов, на которые они купят гашиш и мы сможем съездить за город, в пустыню.

Как себя вести, получив подобное предложение?

Я гашиш никогда не курил; интересно, какие возникают ощущения? А вдруг они из полиции и хотят упрятать меня в каталажку, чтобы потом вытянуть деньги или депортировать? И это в самом начале моего путешествия, которое кажется таким привлекательным! Конечно, мне страшно, но я выбираю гашиш и даю им деньги.

Ранним вечером они приехали на обшарпанном открытом внедорожнике. У него только одна фара, но сильная, как аэродромный прожектор. Свет разгоняет тропическую тьму, непроницаемую, словно черная стена, которая на мгновение расступается, чтобы пропустить автомобиль, и сзади сразу смыкается вновь, так что если бы не подбрасывало на колдобинах, можно было бы подумать, что машина стоит на месте в закрытом помещении.

Мы ехали около часу, асфальт — надо сказать, жуткий, весь выщербленный — давно кончился, перед нами расстилалась пустынная дорога, кое-где по обочинам виднелись большие, будто вылитые из бронзы, каменные глыбы. Около одной из них мы круто повернули, еще немного проехали, и водитель резко затормозил. Начинался откос, а внизу отливал серебром подсвеченный луною Нил. Пейзаж был идеально минималистский: пустыня, река, луна, вобравшие в себя весь мир.