Путешествия с Геродотом

Историки сходятся во мнении, что именно скифы остановили продвижение Дария в Европу. Но какова же в этом историческая роль зайца? Не будь его, судьбы мира могли сложиться по-иному. Главной причиной отступления Дария стало, в конечном счете, то, что, беззаботно гоняясь за зайцем на глазах персидской армии, скифы продемонстрировали пренебрежение опасностью, презрение к персам. И это презрение, это унижение оказалось для персидского царя ударом более страшным, чем проигрыш великого сражения.

Настала ночь.

Дарий приказывает, как всегда в эту пору, разложить костры. У костров он оставляет тех, у кого больше нет сил на дальнейший поход — увечных, больных, слабых. Велит постоянно беспокоить ослов, чтобы те ревели, создавая видимость нормальной жизни персидского лагеря. А сам под покровом ночи начинает отступление во главе своей армии.

Среди умерших царей и забытых богов

Желание еще какое-то время побыть с Дарием заставляет меня перескочить в описании своих путешествий из Конго 1960 года в Иран года 1979, то есть в страну исламской революции, во главе которой стоит почтенный, суровый и несгибаемый старец — аятолла Хомейни.

Это перескакивание из одной эпохи в другую — постоянное искушение для человека, который, будучи рабом и жертвой неумолимых законов времени, хочет на какое-то мгновение, пусть иллюзорно, но почувствовать себя его властелином, встать над ним и по своей прихоти сочетать друг с другом разные этапы, стадии и периоды, соединять их, разъединять и перетасовывать.

И все-таки почему Дарий? Читая написанное Геродотом о восточных правителях, мы видим, что в общем-то все они творят страшные вещи, но встречаются среди них и такие, которые порой делают что-то еще, и это «еще» может оказаться полезным и добрым. Вот так и в случае с Дарием. С одной стороны, он — убийца. Так было, когда он выходил с армией на скифов. Тогда один из персов, Эобаз, у которого было трое сыновей и все они должны были идти в поход, попросил царя оставить хоть одного сына. Царь ответил, что он оставит ему как другу и скромному просителю всех трех сыновей. Эобаз весьма обрадовался в надежде, что все его сыновья будут освобождены от похода. Дарий же велел слугам умертвить всех его сыновей. И они, казненные, действительно остались там.

С другой стороны, он — рачительный хозяин, заботится о состоянии дорог и почты, чеканит монету и поддерживает торговлю. Но прежде всего, едва ли не с момента своего воцарения, он начинает строить прекрасный город — Персеполь, значимость и великолепие которого сравнивают с Меккой и Иерусалимом.

В Тегеране я слежу и описываю последние недели шаха. Большой, разбросанный по песчаному пространству, хаотичный город полностью дезорганизован. Движение остановилось из-за ежедневных, нескончаемых демонстраций. Люди (мужчины — все черноволосые, женщины — все в хиджабах) идут не просто километровыми, а многокилометровыми колоннами, с песнями, скандируя, ритмично выбрасывая вверх сжатые кулаки. Все чаще выезжают на улицы и площади бронемашины и стреляют по демонстрантам. Стреляют на поражение, падают убитые и раненые, и, разогнанная паническим страхом, толпа рассыпается, прячется по подворотням.

С крыш стреляют снайперы. Попали в кого-то, и тот делает движение, как будто споткнулся и вот-вот упадет вперед, но его тут же подхватывают идущие рядом и относят на край тротуара, а шествие продолжается, ритмически-грозно выбрасывает кулаки. Иногда впереди идут девушки и парни, одетые в белое, с белыми повязками на голове. Они — мученики, готовые стать смертниками. Именно это и написано на их повязках. Иногда, пока демонстрация еще не двинулась, я подхожу к ним, пытаясь прочитать, что выражают их лица. Ничего не выражают. Во всяком случае, ничего такого, что я смог бы описать, для чего сумел бы найти подходящее слово.

К середине дня демонстрации заканчивались, торговцы открывали магазины, букинисты, которых тут полно, раскладывали на улице свои собрания. Я купил у них два альбома о Персеполе. Шах гордился этим городом, устраивал там большие празднества и фестивали, на которые собирал гостей со всего мира. А поскольку этот город заложил Дарий, то я непременно хотел поехать туда.