Путешествия в Мустанг и Бутан

Дворец окружал священный ивовый лес, по которому бежали ручьи, поросшие дикими ирисами. А за лесом виднелась площадка для стрельбы из лука, где мерились искусством деревенские жители. По обе стороны травяного поля были сделаны земляные насыпи, куда втыкались неудачно посланные стрелы. А вон и мишени — деревянные щиты с нарисованными голубыми кругами.

По склонам долины спускались террасы бледно-зеленых посадок, сверкали на солнце рисовые поля. Там и сям группками по четыре-пять домов были рассеяны жилища, словно перенесенные из времен Тюдоров. На фоне потемневших досок белели войлочные прокладки. Все постройки, в том числе и дворец, и мост, были крыты дранкой, прижатой к кровлям крупными камнями.

Кроме них, словно бы для оживления пейзажа, который, право слово, не нуждался в приукрашивании, в долине были воздвигнуты квадратные памятники всеблагому Будде. От крыш домов струился дымок. Лошади под широкими седлами легкой иноходью бежали по тропинкам между ивами.

По другую сторону долины, на заросших соснами склонах, проглядывали белые монастыри, но они тонули в тени высоких гор, увенчанных сверкающими снежными шапками. Там уже была граница с Тибетом. Единственную «Экзотическую» ноту вносили молитвенные флаги, поставленные повсюду букетами или рядами, словно большущие белые перья, трепетавшие на ветру.

Лучники в ярких халатах, монахи в красных пеплумах и детишки в разрисованных одежонках сновали в разных направлениях: по висячему мосту, из крепости и в крепость, вокруг чортенов, по берегу реки, по тропинкам и по лужайке, где паслись лошади и скот.

Я медленно шел по зачарованной долине к гостевому домику.

— Королева вас не приглашала, — этой уже слышанной не однажды фразой меня встретил служитель, когда я назвал свое имя; в глазах у него читалось неодобрение.

Убедившись, что я не могу предъявить никаких верительных грамот, он отвел мне неприбранную комнату в ветхом бунгало. Позже я увидел, что он тоже живет там. Таким образом, я был низведен в ранг слуг.

Размышляя в тот вечер над странным приемом, который оказали мне бутанцы всех слоев общества, я, кажется, начал понимать механизм, регулирующий их отношение к иностранцам.

Все и вся в Бутане зависят от короля. Подданные принадлежат ему в буквальном смысле слова. Их существование и место в жизни подчинены степени близости к королю. Природа этих отношений четко обусловлена рангом каждого бутанца. Этот — секретарь короля или королевы. Тот — служитель королевского бунгало, или исполнитель его законов, или пастух его коней, или работник на его полях. Социальное положение и взаимоотношения людей регулируются тем, на какой ступени официальной лестницы находится человек.

Ранг обеспечивает права и привилегии. Все жизненные проявления, начиная от манеры одеваться, местожительства и способа передвижения по стране, знания того, что можно и чего нельзя, кончая рационом питания, находятся в прямой зависимости от ранга. Поскольку Бутан не знает еще денежной экономики, деньги там не играют никакой роли. Привилегии причитаются не человеку, а его рангу в отличие от нашего, западного мира, где все зависит от денег.

Общественная система в Бутане не особенно отличается от той, какая существовала в Европе несколько веков назад. В нашем словаре сохранились все слова для описания ее.

Ранг, санкционированный титулом, в средневековых обществах, подобных бутанскому, — категория весьма нестойкая и колеблется от настроения короля. Самый высокородный герцог — ничто в глазах короля, и уважение, которым он пользуется, связано с личным к нему отношением монарха. Блага и милости на самом верху раздает король. Точно так же в нижнем звене положение человека обусловлено отношением к нему лиц вышестоящих рангов. Так, чиновнику, который отобедал у короля и заслужил его благосклонность, все окружающие, начиная с самого бедного крестьянина, оказывают больше уважения, нежели человеку более высокого ранга, но находящемуся в немилости. Это заставляет людей часто появляться при дворе, поскольку двор является биржей социальных ценностей и положений.

Совершенно естественно, что я, человек без ранга, иноземец, был сразу включен в систему. Если в иных краях белокожий европеец получает привилегированный (или непривилегированный!) статус единственно потому, что он белый, вне зависимости от его личных качеств, в Бутане, не знавшем колонизации и вообще не имевшем контактов с миром европейцев, подобная вещь неведома. Здесь хотели узнать главное — характер моих взаимоотношений с королем или королевой.

Именно это пытались мне внушить бутанцы, осведомляясь, чей я гость. Когда же я отвечал «ничей» — и это совершенно нормально выглядело бы на Западе, — здешние собеседники решали, что я как бы вне закона. В Бутане все являются «кем-то» по отношению к королю. Заявляя, что я не королевский гость, я признавал тем самым, что являюсь подпольным иммигрантом, которому нечего делать в Бутане, а посему мне незачем оказывать какие-либо услуги.