Путешествия в Святую Землю. Записки русских паломников и путешественников XII-XX вв.

Покидаешь Гроб Господен и перед глазами все еще поблескивают гроздья лампад, самое характерное, что есть в храме. Такие же лампады, с разноцветными елочными шарами или с виноградными гроздьями из хрупкого стекла, свисают и с мрачных сводов гробницы святой Марии, там, за Львиными воротами, где пыль, камень и солнце. А по другую сторону Кедронской долины уже растут тысячелетние маслины Гефсиманского сада, деревенская дорога поднимается вверх на, склоне Елеонской горы, увенчанной русской колокольней, и с нее открывается потрясающий душу вид на Иерусалим.

Нельзя без трепета смотреть на этот город! Отюда взирал на него Даниил Заточник, первый русский паломник, и плакал. «Есть же святый той град Иерусалим, и около него горы каменны, велики и высоки... никто не может не прослезиться»...

Горы не велики и не высоки. Они казались огромными его простой черниговской душе. Но есть в них какая-то гармония, соразмерность со всем этим грустным и благородным пейзажем, с воздухом евангельских воспоминаний.

За стенами, которые протянулись стройной декорацией на холмах, виден купол мечети Омара и городские дома. На крепостном склоне у Золотых ворот, — заложенных турками, чтобы помешать какому-то христианскому пророчеству, — раскинулось арабское кладбище. Ниже лежит Кедронская долина в оврагах, в оливах, в тропинках, в каменных хижинах. Вся Иосафатова долина перед вами с тысячелетними могильными камнями и костями башмачников, пророков и царей. А по другую сторону, далеко за страшными и безжизненными горами, за проклятой Богом Иудейской пустыней, синевой мелькнуло Мертвое море и видна тамарисковая зелень Иордана.

Дорога спускается с холма, в оливах и кипарисах, как две тысячи лет тому назад. По ним бредут ослики с кладью, с кувшинами, или мешками. Арабские женщины идут рядом. Там лежат любимые места Христа — Вифания, — дом Симона Прокаженного, где Он не гнушался ни вина, ни общества грешников и блудниц и гостеприимный домик Марии и Марфы. Там жил Лазарь.

Вифания значит — «дом пальм». Ни одной пальмы. Только оливы, серебристые, пыльные, древние, растущие на красной палестинской почве, среди каменистых холмов. Куда бы ни падал взгляд с этой горы, всюду кусочек земли, отмеченной евангельским повествованием. Вот — земля горшечника, купленная за тридцать сребренников для погребения странников, по цвету, действительно, похожая на ту, из которой делают сосуды. Вот — далекая дорога в Иерихон — дорога доброго самарянина, на которой теперь опять царит разбой. И страшнее всего — лиловатые холмы Иудейской пустыни, Мертвое море, пепел Содома и Гоморры...

Русские в Палестине

По своему местоположению «Русский центр», как называют в Иерусалиме русские владения, занимает лучшее и, действительно, центральное место в городе. Когда наше правительство приобретало здешние земли, тут лежал за городом дикий и пустынный холм, а теперь квадратный метр русских угодий стоит, вероятно, дороже, чем где-нибудь в районе Елисейских Полей.

Это — настоящий русский городок. На обширной площади стоит собор св. Троицы, в византийском стиле, весь из того благородного камня, розовато-кремового, который придает иерусалимским зданиям такую теплоту.

Самая казенная архитектура превращается здесь в художественное зодчество. Но стиль собора, освященного в 1863 году, сам по себе выдержанный, строгий и за него не приходится стыдиться, как это бывает иногда, когда смотришь на творчество чиновных архитекторов. Здесь одно из немногих мест на земле, где еще сохранился во всей своей торжественности русский колокольный перезвон, радостный и праздничный, наполняющий в воскресные дни весь Иерусалим голосами медных тульского литья колоколов. А перед собором за оградой лежит титаническая колонна, может быть одна из тех колонн, что предназначались для Иродова храма, и на решетке по-русски написано: «Древняя колонна-монолит, открытая в 1871 г.». И эта надпись напоминает о тех временах, когда ежегодно приезжали сюда десятки тысяч русских паломников, лапотников и странников, когда Иерусалим превращался в пасхальные дни в русский город. Рязанские и новгородские лапотники и странницы отлично могли не знать ни единого арабского слова, в этом большой надобности и не было: все лавочники говорили по-русски, как теперь говорят по-английски в лучших парижских магазинах для туристов — англичан и американцев. Лапотники привозили с собою русские рубли, пользовавшиеся таким престижем на Востоке, и для этих рублей продавцам реликвий и всяких других товаров стоило научиться трудному русскому языку.