Все могло бы быть иначе. Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя[170]
. Я мог бы быть участником событий. Сожаление — надежный источник энергии для путешественника во времени. Если бы только… что-нибудь. Каждый писатель в наши дни знает об эффекте бабочки — легчайший взмах крыла способен изменить ход великих событий. Лет за десять до того как метеоролог и теоретик хаоса Эдвард Лоренц выбрал для своих иллюстративных целей бабочку, Рэй Брэдбери уже ввел бабочку, меняющую ход истории, в свой рассказ «И грянул гром» (A Sound of Thunder), написанный в 1952 г. В этом рассказе машина времени — просто машина, неопределенное сооружение из «серебристого металла» и «ревущего света» — переносит клиентов, заплативших деньги, на сафари во времени, в прошлое, в эпоху динозавров. Если оставить в стороне необязательные дополнения в виде кислородных масок и интеркомов, само путешествие во времени выглядит чисто по-уэллсовски: «Машина взвыла. Время было словно кинолента, пущенная обратным ходом. Солнца летели вспять, за ними мчались десятки миллионов лун… Машина замедлила ход, вой сменился ровным гулом»[171]. Операторы сафари пытаются соблюдать осторожность и ничего не менять вокруг, поскольку беспокоятся об истории.Малейшее отклонение сейчас умножилось бы за шестьдесят миллионов лет совершенно непропорционально… Скажем, мертвая мышь ведет к небольшому отклонению в мире насекомых, дальше — к угнетению вида, еще дальше — к неурожаю, депрессии, голоду… А может быть, итог будет совсем незаметным — легкое дуновение, шепот, волосок, пылинка в воздухе, такое, что сразу и не увидишь. Кто знает?
Во время путешествия безответственный хронотурист наступает на бабочку: «Изящное маленькое создание, мелочь, способная нарушить равновесие, повалить маленькие костяшки домино… большие костяшки… огромные костяшки, соединенные цепью неисчислимых лет, составляющих время».
Эффект бабочки, однако, — это всего лишь вопрос возможностей. Не каждый взмах легких крыльев оставляет след в грядущих эпохах. Бо
льшая их часть вязнет в массе времени и сходит на нет. Именно такой посыл лежит в основе азимовского «Конца вечности»: результаты вмешательства в историю имеют тенденцию затухать с ходом столетий, а возмущения устраняются трением и рассеянием. Его техник уверенно объясняет: «Реальность имеет тенденцию возвращаться к своему первоначальному положению». Но Брэдбери был прав, а Азимов ошибался. Если история — динамическая система, то эта система наверняка нелинейна и эффект бабочки должен иметь место[172]. В некоторых местах, в некоторые моменты небольшое отклонение может перекроить историю. Существуют критические моменты — узловые точки. Именно в них нужно прикладывать рычаг. История, то есть наша реальная история, должно быть, полна таких моментов и таких людей, просто мы не в состоянии отыскать их. Мы-то воображаем, что можем это сделать. Рождения и убийства, военные победы и поражения. Отсюда такая одержимость Гитлером. Если бы можно было убить только одного человека… В большинстве случаев, однако, творцам этих фантазий хватает ума посмеяться над высокомерием, на которое они намекают. «Может ли кто-нибудь изменить судьбу?» — спрашивает Филип Дик в романе «Человек в высоком замке» (The Man in the High Castle). «Все мы вместе… или одна великая личность… или кто-то в стратегической позиции, оказавшийся в нужное время в нужном месте. Шанс. Случайность. И от них зависят наши жизни, наш мир». Наверняка некоторые люди, некоторые события, некоторые решения значат больше, чем остальные. Узловые точки должны существовать, но не обязательно в тех местах, где мы думаем.Большинство людей, будучи заблокированными в своем времени, не пытаются ни делать историю, ни, тем более, менять ее. Мы проживаем дни один за другим, по мере их смены, а история происходит сама по себе. Клайв Джеймс сказал, что даже величайшие поэты стремятся не изменить историю литературы, но лишь обогатить ее. Еще одна причина особой одержимости именно Гитлером — то, что он мнил себя Господом Богом. «Фюрер был не таким, — думает Урсула Тодд в романе Кейт Аткинсон, — он осознанно творил историю на будущее. Только страдающий нарциссизмом человек способен на это». Берегитесь политиков, посягающих на то, чтобы творить историю. Сама Урсула живет во множестве своих моментов, раз за разом проживая жизнь в разных вариантах: «Будущее столь же загадочно, как и прошлое».