Путешествия во времени. История

Но мы не слишком хорошо разбираемся в причинах. Первым человеком, попытавшимся проанализировать причину и следствие силой разума и оставившим нам отчет о своих трудах, был Аристотель. Он создал многослойную сложность, путавшую всех его последователей. Он различал четыре рода причин, которые можно назвать (со скидкой на невозможность точного перевода через тысячи лет) формообразующими, материальными, деятельными и целевыми. Некоторые из них нам трудно признать причинами. Так, формообразующая причина скульптуры — скульптор, но материальная причина той же скульптуры — мрамор. То и другое необходимо прежде, чем скульптура может появиться. Целевая причина — это цель, ради которой она делается, скажем, ее красота. Если рассматривать хронологически, то целевая причина, судя по всему, появляется потом. Что есть причина взрыва? Динамит? Искра? Грабитель банка? Взлом сейфа? Нашим современникам подобные размышления, как правило, кажутся буквоедством. (С другой стороны, некоторые профессионалы считают словарь Аристотеля прискорбно примитивным. Им не хотелось бы обсуждать причинно-следственные отношения без упоминания имманентности («внутренности», замкнутости в себе), трансцендентности («внешности», за пределами себя), индивидуации, валентности, гибридных причин, вероятностных причин и причинных цепочек.) Так или иначе, полезно помнить, что ничто, если всмотреться внимательно, не имеет одной-единственной ясной и неоспоримой причины.

Примете ли вы уверение в том, что причина скалы — та же скала мгновением раньше?

«Все рассуждения, касающиеся вопросов факта, основаны, кажется, на отношении причины и следствия», — сказал Юм, но вскоре обнаружил, что рассуждения эти никогда не бывают простыми или определенными. Служит ли солнце причиной нагревания камня? А оскорбление можно считать причиной гнева? Одно можно сказать наверняка: «Причина — это объект, предшествующий другому объекту». Если следствие не обязательно следует из причины, то, может, это вовсе и не причина? Жаркие споры долго отдавались эхом в философских коридорах — и продолжают звучать, несмотря на попытку Бертрана Рассела разрешить этот вопрос в 1913 г. раз и навсегда при помощи современной науки. «Как ни странно, в продвинутых науках, таких как гравитационная астрономия, слово „причина“ вообще не употребляется», — писал он. Так, пора вмешаться философам. «Причина, по которой физика прекратила заниматься поиском причин, заключается в том, что на самом деле никаких причин не существует. Мне кажется, что закон причинности, как и многое из того, что среди философов считается образцовым, представляет собой реликт ушедшей эпохи, уцелевший, подобно монархии, только потому, что его ошибочно считают безвредным».

Рассел имел в виду гиперньютоновский взгляд на физику, описанный столетием раньше Лапласом, — ту самую жесткую (детерминированную) Вселенную, в которой все, что существует, замкнуто в жесткую машинерию физических законов. Лаплас говорил о прошлом как о причине будущего, но если вся машина в целом медленно, но верно движется вперед, то почему мы должны считать, что какая-то конкретная шестеренка или, скажем, рычаг более причинны, чем любая другая деталь? Мы можем, конечно, считать лошадь причиной движения повозки, но это всего лишь предрассудок. Нравится вам это или нет, но лошадь тоже полностью детерминирована. Рассел заметил, что когда физики говорят о своих законах на языке математики, время у них не имеет изначальной направленности. «Физический закон не различает прошлое и будущее[189], — писал он. — Будущее „определяет“ прошлое в точности так же, как прошлое „определяет“ будущее».

«Но, — говорят нам, — прошлое изменить невозможно, тогда как изменить будущее до некоторой степени можно». Такая точка зрения основывается, как мне кажется, на тех же ошибках в отношении причинности, какие я ставлю своей целью устранить. Невозможно сделать прошлое иным, чем оно было, — это правда… Если вы уже знаете, каким было прошлое, то бесполезно, очевидно, желать, чтобы оно было другим. Но вы также не можете сделать будущее не таким, каким оно будет… Если сложилось так, что вы знаете будущее — к примеру, в случае приближающегося затмения, — то столь же бесполезно желать, чтобы оно было иным, как и желать иного прошлого.