Путешествия вокруг света

Возмутительным контрастом к прелестям чудесной природы Бразилии показался нам вид двух судов с невольниками, только что прибывших из Африки и, подобно нам, вставших здесь на якорь. Торговля людьми — позорное пятно на цивилизованных государствах, которого большинство из них уже стыдится. Но здесь она еще процветает под защитой закона и производится со всей бесчеловечностью, порожденной корыстолюбием. Как известно, суда, занятые этим постыдным торгом, переполняются настолько, что несчастные рабы едва могут пошевелиться. Правда, их поочередно выводят на верхнюю палубу подышать свежим воздухом. Но поскольку палуба может одновременно вместить лишь небольшую их часть, эти люди, превращенные в товар, принуждены почти все время неподвижно лежать в отравленной атмосфере трюмов, отчего неизбежно заболевают. Обычно третья часть человеческого груза погибает уже в пути, а остальные достигают места назначения в весьма плачевном состоянии. Палубы невольничьих судов, вставших рядом с нами на якорь, также были заполнены, закованными в кандалы, совершенно нагими и большей частью больными неграми и негритянками. Среди них находились матери, кормившие грудью своих младенцев; даже их не пощадили бессердечные спекулянты. Какие же ужасы таили трюмы этих судов?

Наступившая темнота постепенно скрыла от наших взоров все то, что нас так восхищало и возмущало. Зато в течение всей ночи до нас доносились из города пушечные выстрелы, а порой и ружейная пальба, причем в воздух взлетало множество ракет. Это заставило нас предположить, что там отмечается какой-нибудь важный праздник или произошло великое событие. Но впоследствии мы узнали, что поводом к этим народным торжествам послужил арест трех министров, обвиненных в заговоре против императора.

На рассвете на корабль прибыл здешний лоц-директор. Это был человек уже в летах, маленький, толстый и, подобно большинству бразильцев, совершенно необразованный. Он весьма кичился своим именем — Васко да Гама — и уверял, что происходит по прямой линии от того Васко да Гамы, который первым обогнул мыс Доброй Надежды ^[187]. Помимо своих предков, он больше всего на свете гордился независимостью Бразилии, словно был главной ее опорой. Подобным чувством воодушевлены здесь все классы общества; в нем, должно быть, заключена самая надежная гарантия этой независимости.

Мы снялись с якоря и использовали прилив, чтобы войти в бухту Рио-Жанейро.

Рейд порта Рио-де-Жанейро

Рисунок 1810-х гг.

Хотя наш лоцман и не был так знаменит, как его великий предок, он тем не менее хорошо знал свое дело, ибо весьма умело провел нас в бухту через узкий проход. Над этим проходом, образующим канал, господствует сильный форт, который довольно надежно защищает бухту от вторжения вражеских судов. А с помощью еще более мощных батарей ее можно сделать вообще недосягаемой, так как проход настолько узок, что неприятельский корабль, пробиваясь через него, будет все время находиться под обстрелом. Мы стали на якорь вблизи города, среди множества судов различных наций, и впервые после отплытия из Англии ступили на твердую землю, пробыв в море пятьдесят два дня.

Какой бы прелестной и изумительной ни казалась европейцу вся Бразилия, пожалуй, нигде не найти такого захватывающего зрелища, как то, которое открывается в глубине этой бухты. Пейзажи, замечательные своим неповторимым великолепием, дополняются здесь панорамой Рио-Жанейро. Этот город раскинулся амфитеатром над гаванью и снизу кажется оживленным и очень красивым. Между постройками горделиво возвышаются высокие и стройные пальмы; их тени, падая на приветливые белые домики, создают совершенно исключительный эффект. А высоко над городом виднеются многочисленные монастыри, которые, подобно ласточкиным гнездам, прилепились к обрывистым склонам гор.

Едва мы успели убрать паруса, как к нам на борт явился российский вице-консул Кильхен, а с ним офицер, посланный бразильским правительством. Они явились для того, чтобы поздравить нас с благополучным прибытием, причем офицер одновременно ознакомил меня с постановлением своего правительства, согласно которому каждый входящий в гавань военный корабль должен салютовать крепости двадцатью одним пушечным выстрелом. Чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что эти воинские почести оказываются бразильскому флагу, он привез нам таковой и потребовал, чтобы мы подняли его на фок-мачте во время салюта. Подобное требование, исходившее от государства, тогда еще не признанного нашим правительством, показалось мне небывалым. Но я решил его исполнить, чтобы избежать возможных осложнений, и тотчас же приказал произвести салют двадцатью одним выстрелом, на что крепость незамедлительно ответила равным числом выстрелов.