Капитан одного из кораблей Российско-американской компании, находившийся в Рио-Жанейро, рассказал мне анекдот о его человеколюбии. Два матроса с этого судна, отпущенные на берег, напились пьяными и свалились без чувств на дороге. Случилось так, что мимо проезжал император с императрицей в сопровождении нескольких слуг. Он принял пьяных матросов за больных, слез с лошади и начал собственноручно растирать им виски, чтобы привести в чувство. Когда же это не удалось, он вызвал своего лейб-медика и приказал ему доставить мнимых больных в госпиталь. Протрезвившись, они вышли оттуда на следующее утро совершенно здоровыми.
Еще один анекдот, но совсем в другом роде я услышал от венского художника, застрявшего в Рио-Жанейро. Императору захотелось быть изображенным во весь рост, и притом в натуральную величину. Художник установил свой мольберт в одном из дворцовых помещений, и император начал ему позировать. Но едва на холст легли первые мазки, как явился офицер, обязанный ежедневно докладывать о прибывших судах. Названия кораблей и фамилии капитанов тех стран, язык которых был офицеру незнаком, давались ему с большим трудом. Он читал их по бумажке, немилосердно заикаясь, а порой и вовсе не внятно. Эта необразованность настолько рассердила императора, что он схватился за палку. И только быстрота, с какой провинившийся офицер бегал вокруг мольберта, спасаясь от своего повелителя, позволила ему избежать позорного наказания.
Этот случай покажется менее странным, если учесть, на какой низкой ступени культуры находилась страна к началу правления нынешнего монарха. Пожелаем же императору Бразилии добиться подъема подвластного ему народа. От его управления будет зависеть, сможет ли эта страна, которую природа сотворила самой прекрасной и плодородной, стать также самой счастливой.
Бразильский флот, которым командовал в ту пору известный лорд Кокрэн [190]
, состоял из одного линейного корабля, двух фрегатов, трех бригов и нескольких небольших судов. Эти морские силы были, конечно, незначительны. Но они находились в хорошем состоянии и оказались способными творить чудеса благодаря искусству и доблести своего командующего, отличившегося еще на английской службе. Незадолго до нашего прибытия в Бразилию лорд Кокрэн с одним линейным кораблем и одним фрегатом атаковал и обратил в бегство португальскую эскадру, состоявшую из двух линейных кораблей и четырех фрегатов. Он преследовал ее до гавани Лиссабона и захватил сорок купеческих кораблей, которые она конвоировала. За этот подвиг император наградил его чином генерал-адмирала и титулом маркиза де Маринион (по названию одной из провинций). До этого Кокрэн служил республике Чили и, как утверждают, среди ратных дел не забывал о своем личном обогащении. К моменту нашего прибытия еще не прошло и года, как он перешел на бразильскую службу. Мне очень хотелось увидеть столь знаменитого человека. Вскоре представился случай завязать с ним знакомство, и я стал часто бывать в его обществе.Во внешности Кокрэна и во всей его манере держаться есть скорее что-то отталкивающее, чем привлекательное. Он очень неразговорчив, и потому в ходе обычной беседы трудно распознать в нем умного и знающего человека. Кокрэну пошел уже шестой десяток. Он высок и худощав, все время сутулится, имеет рыжие волосы и резкие черты лица. Его полные жизни глаза, скрытые под нависшими густыми бровями, обычно смотрят вниз и лишь изредка поднимаются для того, чтобы взглянуть на собеседника. Полнейшей противоположностью Кокрэну является его супруга. Она молода, хороша собой, очень общительна и мила, причем настолько предана мужу, что не покидает его даже среди величайших опасностей. Так, она сопровождала его во всех морских сражениях, которые он дал за время службы в Южной Америке, предпочитая рисковать жизнью под пушечными ядрами, но не разлучаться с ним.
Кокрэн не раз говорил мне о своем желании вступить на русскую службу, чтобы помочь грекам победить турок. В настоящее время он добился своего, но другим путем [191]
. Война, по-видимому, для него жизненная необходимость, а исполненная опасностей борьба за дело, которое он считает справедливым, доставляет ему наслаждение. Нелегко понять, как это совмещается со страстью к наживе, в чем его обвиняют.