Путешествия за камнем

Мы с запасами воды на три дня остаемся в песках недалеко от подозрительных троп бандитов, совершенно не зная, где мы и что нас ждет впереди…

Проходят четыре дня нашего сидения в песках; писатель-беллетрист мог бы интересно описать нашу жизнь за эти четыре дня, тянувшихся, как вечность…

Мы были обречены на безделье, а неизвестность будущего не позволяла приняться за что-либо всерьез. Мы вырыли окопы и люнеты, вели непрерывную охрану машин, распределяли запасы воды и… ждали.

Неожиданно вечером к нам пришел для охраны кавалерийский отряд, а с ним и письма. Появление отряда и содержание писем были совершенно для нас неожиданны. Оказалось, что мы находимся в 80 километрах от культурной полосы Хорезма, но что наши пути ведут не в город Хиву, а в Хивинский оазис, не в Узбекистан, а в Туркменский округ — город Ильялы. Мы узнали, что до Хивы от Ильялов около 120 километров, до Ново-Ургенча — еще больше, что запасные части имеются только в Ново-Ургенче, что их должны срочно выслать на самолете в Ташауз, затем — нарочным в Ильялы и далее — караваном к месту стоянки машины.

С одной стороны, мы очень обрадовались новым людям, пришедшим охранять нас, совершив для этого тяжелый дневной переход в 88 километров по пескам; радовались тому, что наше положение на карте определилось, радовались, что скоро придут караваны с водой и запасной частью; но у нас были и большие затруднения — почти не осталось воды, и мы не могли дать измученным лошадям больше полуведра.

Начались томительные, жаркие дни. Воды не было, а караван с водой не показывался. Люди получали утром по пиале воды. Кони стояли и лежали в изнеможении, некоторые нервно глотали воздух и высовывали иссохшие языки. Мы изнемогали от жары. Одни ловили черепах и готовили из них пепельницы, другие рыли пробные ямы для определения горизонтов верховых вод, третьи поднимались на высокий песчаный бугор и в холодке сильного, порывистого, сухого восточного ветра, под сомнительной сенью саксаула, искали глазами желанный караван.

Наконец он пришел с водой, с письмами и бодрящими вестями! Все ожили. Было решено: оставив одну машину и отряд, ехать в город Ильялы на следующее же утро.

Наступило 19 апреля. Едва забрезжил свет, как мы пустились в обратный путь — сначала караван, привезший нам воду, а потом и мы на нашей первой машине. Мы уже знали, что только на первых 20–30 километрах нас ожидают все те же измучившие нас котловины, а дальше дорога начнет улучшаться.

Не успели мы отъехать от места крушения, как нам повстречались верблюды, везшие запасной руль. Это нам придало бодрости, и наша машина смело помчалась вперед.

Скоро мы прошли первые 40–50 километров. Дорога изменилась: пески сделались более мелкими, рельеф — более ровным. Появились такырные площадки. Они увеличивались и разрастались, и мы ехали десятки километров, с быстротой 40 километров в час. Вскоре появились стада баранов с испуганными чабанами, потом гряды подвижных песков. На западе показались развалины исторической крепости — Кызылча-Кала, к которой, так же как и к другой крепости — Шах-Сенем, выходит столько исторических путей. Потом начались холмы и красные пятна древних городов и становищ, с разбитой глиняной посудой и шлаками, какие-то темно-серые пески старых русел Аму-Дарьи, снова затакыренные пространства сбросовых вод, и, наконец, едали показался оазис — высокие зеленые деревья, шары густых карагачей и среди них глинобитные стены каких-то крепостей. Это была замечательная картина. Она казалась каким-то миражем. Машина со скоростью 50 километров приближалась к ней. Деревья, стены росли, росли — и, наконец, мы в оазисе! Счетчик показывает 77 километров от места аварии, 255 километров от завода, 510 километров от последних арыков Копет-Дага около Ашхабада.

Пески пройдены. Но не в Хиву привела нас караванная тропа. Исторические пути караванов из Ирана вели в старый Хорезм — в Куня-Ургенч и Ташауз — и, очевидно, со средних веков оставались неизменными. Вытянутые по меридиану гряды такыров и котловины предопределяли направление на север. Путь, который пересекал бы под углом всю эту застывшую систему песков^[64], был бы много труднее.

Мы попали в Хиву, культурный оазис низовий Аму-Дарьи, но не в город. Для проводников-туркмен это было безразлично, потому что и здесь были города, базары и чайханы. К тому же здесь жили туркмены — те же шиихи, родные «кумли».

Резкой линией отделяется первый кишлак Юкары-Шиих на арыке Шиих-Яб от песков, и два совершенно различных мира делила узенькая канавка с живительной влагой Аму-Дарьи.

Нам вспомнился старый Хорезм, вокруг цветущего в X–XII веках Куня-Ургенча, потом разрушенного монголами и снова расцветшего и процветавшего до XVI века, когда в 1575 году, после «ухода русла Аму-Дарьи», он потерял свое значение и уступил свое место городу Хиве^[65]. Вспоминали мы и знаменитый туркменский народный эпос «Юсуф и Ахмед», воспевавший Хорезм: