Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя

Я снова глянула на страницу в поисках слова «спасибо».

– Мулцумеск, – еле выговорила я, споткнувшись о незнакомые мне слова.

Мы шли через главную площадь Сучавы, Пьяца 22 Десембрие. Сотни бурых от грязи окон глядели на ободранные деревья и изгороди. Мужчина, не замедляя шага, глянул искоса и поймал мой взгляд. Он повел рукой, широким жестом обводя наше бетонное окружение.

– Ромыниа бун? – Он поднял перед грудью оба кулака, подняв большие пальцы, и широко улыбнулся. – Сау… рэу? – Пальцы опустились вниз, указывая в землю, уголки губ сложились в преувеличенно печальную гримасу.

– Бун, бун, – улыбнулась я, отсалютовав в ответ двумя большими пальцами. Мы на миг остановились на краю площади – и я увидела…

– Ун рэстаурант бун. – Мужчина засиял и указал пальцем. – Кам скумп. – Потер большой палец об указательный, а потом похлопал по карманам.

– Мулцумеск, – повторила я, приложив ладонь к груди. Затем развернулась и вошла в «Макдоналдс».

После комплексного обеда с Биг-Маком я организовала для себя экскурсию по старым православным монастырям. В XVI веке с целью как-то просвещать неграмотных крестьян их стены были покрыты многоцветными росписями с библейскими сюжетами.

Пять столетий спустя в турагентстве «Буковина Эстур» мы с администратором пытались понять друг друга, используя рисунки и каракули. Когда бумага и ручка оказывались бесполезны, мы прибегали к пантомиме и тем немногим фразам, которые я пыталась сказать на румынском, хотя слова у меня звучали скорее с испанским, чем со славянским колоритом.

Водителю, нанятому для меня, было чуть за сорок. Он был высокий и жилистый, с темными кругами под глазами. Он кивнул мне, мы сели в его приземистую, похожую на коробку старую машину, он прикурил сигарету и включил печку.

Потом мы долго ехали в уютном молчании вдоль подножий Карпатских гор. Фермы с глинобитными мазанками и деревянные коттеджи с тусклыми металлическими крышами были окружены густыми лесами. Езда была тряской и медленной, поскольку водитель маневрировал между замерзшими колдобинами и лужами, тележками, запряженными осликами, плугами, влекомыми костлявыми волами, и нерешительными стадами овец.

У первого по счету монастыря, манастирэ Хумор, водитель свернул на пустую гравийную площадку. Он прикурил очередную сигарету, откинул спинку своего кресла и жестом предложил мне выйти.

Когда я выбралась из машины, зимний горный воздух обжег мне лицо. Это напомнило погружение с аквалангом через термоклайн[22], когда ощущаешь внезапное резкое охлаждение лица и других обнаженных участков кожи. В океане поверхностные слои перемешиваются ветром и волнами, они теплее. Холодная вода плотнее теплой и залегает глубоко внизу. Там меньше света, меньше кислорода и меньше жизни, поэтому резко возрастает прозрачность. Воздух в румынских горах также был прозрачен, и он был очень холодным. Я подтянула молнию куртки, надела шапку и перчатки. Пахло древесным дымом и мокрым сеном, я все больше чувствовала, как мороз пробирается в мои легкие.

Следующие несколько часов я провела в тишине и холоде, стоя перед ярко раскрашенными сценами мученичества, осады Константинополя, притчи о блудном сыне, Тайной вечери и Страшного суда. Крылатые ангелы катили знаки зодиака, символизирующие конец времен, и грехи рода людского взвешивались на гигантских весах. Головы святых были заключены в широкие нимбы – круги из черненого золота, которые напомнили мне старомодные водолазные шлемы. Грешников и иноверцев, в основном одетых в турецкие тюрбаны, сметала прочь река цвета запекшейся крови. Черные медведи и желтые львы стискивали в зубах оторванные розовые руки и ноги, могилы вскрывались, выпуская мертвецов для воскресения. Но если одни стены были богато украшены фресками, то на других слои краски осыпались до голого камня, оставив только призрачные очертания фигур – единственное, что позволяло предположить, что некогда и здесь была яркая роспись.

Тем ноябрьским днем я была единственной посетительницей, блуждавшей по монастырям. В Хуморе ко мне подошла пожилая монашка. Поднеся правую руку ко лбу, она изобразила спуск затвора фотоаппарата и указала на рукописную табличку: Fotografii – 5000 lei. Я улыбнулась, покачала головой и развела в стороны пустые руки. Но она ходила за мной по пятам, вытягивая шею всякий раз, как я совала руку в рюкзак.

В манастирэ Воронец молодая монахиня в полном облачении неслышно приблизилась ко мне со спины и поманила за собой в церковь. В тусклом свете глаза едва выхватывали резные деревянные статуи, распятия и надписи на кириллице. Девушка подозвала меня ближе согнутым указательным пальцем. С бледного до белизны лица пристально смотрели темные глаза. Она прижала ладони к груди, потом потянулась куда-то себе за спину и… вытащила гигантскую ярко-зеленую плюшевую черепаху.

– Нет-нет! То есть… ну, ну, – я замотала головой и попыталась отказаться от игрушки, которую монахиня совала мне в руки.