Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя

Я пожалела, что взяла место у окна, которое всегда расположено рядом с обогревателем. Все равно смотреть было не на что, поскольку хорватский пейзаж много часов назад сделался ночным, угольно-черным. К этому моменту я уже просидела в неуютных креслах паромов, автобусов и поездов почти двое суток.

Так что, когда пограничники спросили, зачем я приехала, ответ дался мне не так уж легко. Я вообще не особенно и планировала эту часть своего путешествия. Путеводитель соблазнил меня вступлением: «В местах, где туризм означает “я, конь, телега и пара крестьян”; Румыния – это Дикий Запад Восточной Европы…». Поэтому я сказала им, что еду смотреть средневековые деревни и дикие ландшафты. Пограничники воззрились на меня. Потом пригнулись, чтобы выглянуть из окон поезда, за которыми царила непроглядная тьма, покачали головами и аж захрюкали от хохота.

У меня также не нашлось готового ответа, когда девушка в поезде, примерно моя ровесница, спросила, что я читаю. В Польше я купила книгу Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ». Выбор англоязычных книг был ограничен, и после того как я осилила четырех «Гарри Поттеров», мне становилось все труднее найти книги без любовной тематики или близости смерти. Кроме того, я решила, что на «Ружьях, микробах и стали» с их 539 страницами убористого шрифта можно будет продержаться долго.

– Ну, это о том, почему одни страны и культуры преуспевают, а другие терпят неудачу.

– А-а-а, – протянула в ответ девушка, накручивая на палец прядь черных волос. Я никак не могла догадаться, поняла ли она хоть слово из того, что я сказала. Но потом она наклонилась вперед на сиденье, и ее темно-карие глаза сфокусировались на моем лице.

– Значит, типа как США и Румыния. Вы ведь из США, верно?

В этот момент в наш вагон села пара поджарых молодых людей. Они поздоровались с девушкой, которая затем объяснила мне, что ребята ехали через границу автостопом, чтобы не платить пограничный сбор.

Оказалось, Андреа свободно говорит не только на английском и румынском, но и на венгерском, французском и немецком. Поработав няней во Франции и Германии, она как раз недавно сумела получить пятилетнюю рабочую визу в Соединенные Штаты, где собиралась работать официанткой на круизном судне, курсирующем у берегов Майами. Она волновалась и нервничала из-за предстоявшего переезда на другой конец света, и я немного рассказала ей о своих планах перебраться в Мельбурн.

– Вот какая ты везучая! – вздохнула она. – Можешь жить в США и Австралии. В двух прекрасных странах, где хочет жить бо́льшая часть мира – и никогда не попадает туда.

Я знала, что она права. Я знала, что мне сейчас необходимо слышать такие вещи.

И еще мне повезло в ту ночь, несмотря на то что я прибыла в заледеневший Клуж-Напока в полночь, в одиночестве, не имея ни заказанного номера в гостинице, ни гроша румынских денег. Вокзал в этот час оказался на удивление безопасным местом, там было полно людей – одна девушка даже спросила, нужна ли мне помощь, – и отель через дорогу был открыт. Прошел сорок один час с тех пор, как я взошла на паром в Дубровнике. Холодный одноместный номер, еле теплый душ, смятая постель и завтрак, обещанный утром, ощущались как щедрый дар Божий. И чистя зубы и смотря новости – китайцы прибегли к генной инженерии, чтобы попытаться спасти гигантских панд, – я была благодарна, когда Израиль оказался не упомянут.

В Клуже я надолго не задержалась. Завтрак обернулся четырьмя розовыми сосисками, черствым хлебом и чаем с таким количеством сахара, что заломило зубы. Городские улицы, окружавшие отель, были типично индустриальными и грязными. Найдя банкомат и втиснув напоминавшую кирпич пачку из девяти миллионов леев в бумажник, я была готова ехать дальше. Я решила направиться в Сучаву, город в Карпатских горах, на северо-востоке, чтобы посмотреть страну и «экзотически расписанные православные монастыри».

В ледяном свете дня железнодорожный вокзал в Клуже выглядел неприглядно и запущенно. Вход оккупировали голодные бродячие собаки и нищие: сморщенный старик, хромавший на кривых ногах, и цыганки с грязными лицами и всклокоченными черными волосами, прижимавшие к грудям крохотных младенцев.

Ни одна из платформ вокзала не была помечена, и я не смогла найти ни одних часов. Первый поезд я пропустила, потому что не сообразила, что Румыния на час впереди Хорватии, поэтому, дожидаясь второго поезда, выкопала со дна рюкзака розовый китайский будильник. Легче было бы носить наручные часы, но я до сих пор не снимала те украшения, которые были на мне, когда умер Шон, все те же простенькие серебряные кольца и серьги. Часов в ту ночь на мне не было. Кроме того, мне невыносимо было постоянно осознавать время, проходящее без него.