Путеводитель по «Дивному новому миру» и вокруг

2. Разве Новый мир не есть воплощенная мечта среднестатистического человека? В самом деле, новомирцы победили боль и болезни, 99 % его граждан счастливы. Все базовые человеческие потребности удовлетворены. В Мировом Государстве царят чистота, порядок и веселье. В нем искоренены агрессия и войны. Новомирцы выглядят молодыми и привлекательными.

3. Считал ли Хаксли индейскую резервацию, изображенную в романе, полновесной антитезой новомирской цивилизации?

4. Являются ли искренними сатирические нападки О. Хаксли на науку и технику? Был ли автор последователен в своей критике научных концепций и изобретений?

5. В самом ли деле Олдос Хаксли считал результаты «неопавловианского», бихевиористского воспитания безоговорочно негативными?

6. Правда ли, что идея контроля над качеством и количеством человеческой популяции представлялась ему столь безнравственной? Считал ли он аморальным разделение на касты?

7. Каким на самом деле было отношение писателя к психофармакологическим способам воздействия на сознание, т. е. считал ли он применение наркотика нежелательным и безнравственным?

8. Следует ли читателю воспринимать сатирическое изображение фрейдистских концепций в «Дивном новом мире» некритически, т. е. как надежное свидетельство резко отрицательного отношения О. Хаксли к Фрейду и фрейдизму?

Как видно из перечисленного, текст «Дивного нового мира» взывает к весьма критичному прочтению. Очевидные и подспудные противоречия просто-напросто не могут быть оставлены без комментария, ибо единая картина созданного писателем художественного мира является непротиворечивой лишь на первый взгляд. Стремясь найти объяснения моим собственным «колебаниям», неизменно возникающим при каждой попытке осмыслить это произведение, я решила определить в самом тексте «внутренние напряжения» и разрешить загадки доступными литературоведу способами.

Как ни странно, яснее всего представляется вопрос о приемлемости Мирового Государства. Насколько негативной представлялась писателю эта идея? Я уже говорила о том, что роман создавался в межвоенные десятилетия, когда не осталось никаких сомнений в том, что конфликт интересов и агрессивная политика держав гарантирует продолжение массовой бойни. В этом свете идея единого всемирного правительства могла выглядеть весьма привлекательной. На фоне удручающих реалий Великой депрессии многие западные интеллектуалы выражали одобрение «мудрой плановой экономике СССР», благодаря которой этой стране удалось избежать экономического кризиса. Хаксли не разделял их оптимистических взглядов. Опасаясь глобальной диктатуры, рисуя в своем воображении, как ему тогда представлялось, самую страшную картину – мир под пятой большевиков, – автор «Дивного нового мира» все же понимал, что многие проблемы, такие, как проблема численности и качества населения планеты, проблема пищевых и энергетических ресурсов, проблема занятости, проблема психического здоровья масс, могут быть разрешены не только «планово», но и непременно «всем миром», т. е. с помощью универсальных программ, иногда вынужденно жестких решений некой центральной власти, преодолевающей конфликты национальных интересов. В конце жизни Хаксли по-прежнему настаивал на том, что успех подобных программ может обеспечить лишь Всемирное правительство. Таким образом, можно заключить, что идея Мирового Государства вовсе не обязательно представлялась Олдосу Хаксли неприемлемой. Сомнительно, что картины разумного глобального управления, нарисованные, например, в «Современной утопии» (1905) Герберта Уэллса, казались ему отталкивающими.

Не столь однозначно решается вопрос об истинном отношении Хаксли к изображенной им индейской резервации, которая, на первый взгляд, призвана служить альтернативой «заорганизованной» новомирской цивилизации. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказывается, что показ отталкивающей естественности индейской резервации лишь осложняет нашу оценку романного мира. Иронизируя над придуманной им самим альтернативой, Хаксли изобразил не облагороженную естественность, а максимально грубую этнографическую экзотику. Описания жизни пуэбло, очевидно, призваны вызывать отвращение. Экзотическое «чужое» в этом романе оказывается слишком человеческим. Такого рода «чужое» не получает преимущество в состязании со «своим» – технократично-спортивно-увеселительным.

Джон Дикарь, знаток Шекспира, мазохист и истерик, страдающий от Эдипова комплекса, одинаково дезориентирован как в индейской резервации, так и в новом Лондоне. По причине своей искусственности эта фигура нисколько не помогает читателю сделать осмысленный выбор из двух миров. Рассмотрим вопрос о противостоянии цивилизации и дикарства и шире – экзотики – подробнее.

1. Цивилизация или примитив