Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Я буду играть с большим чувством, как в «Царе Камбизе».

Акт II, сцена 4, строки 386–387

Камбиз — персидский царь, правивший с 529 по 522 г. до н. э. Величайшим достижением этого царя было завоевание Египта и присоединение его к Персии. Геродот, рассказывая об этом столетие спустя со слов египетских жрецов, не питавших симпатии к персидскому монарху, изображает его гневным, безумным святотатцем.

Первой исторической драмой Елизаветинской эпохи стала пьеса «Жизнь Камбиза, царя Персии», написанная Томасом Престоном и поставленная на сцене в 1569 г. Эта кровавая трагедия имела оглушительный успех.

Естественно, Камбиз был изображен в пьесе буйнопомешанным; его имя стало характеристикой роли, в которой актер чудовищно переигрывал. В свое время Шекспир тоже отдал дань этому направлению, особенно в «Тите Андронике», но к 1597 г. он уже был опытным драматургом и охотно высмеивал современные театральные нравы; при этом Шекспира не слишком волновало, что Камбиз, которого упоминает Фальстаф, персонаж пьесы, написанной через полтора века после смерти самого Фальстафа.

«Я поражен не только тем…»

Но Шекспир высмеивает не только стремление актеров «рвать страсть в клочки». Фальстаф начинает говорить, тщательно выбирая выражения:

Гарри, я поражен не только тем, как ты проводишь время, но и тем, среди кого ты его проводишь. Потому что, хотя ромашка и растет тем гуще, чем больше ее топчут, иная вещь молодость. Чем больше прожигают ее, тем скорее она сгорает.

Акт II, сцена 4, строки 398–402

Он пародирует стиль книги, написанной английским придворным Джоном Лили и называющейся «Эвфуэс, или Анатомия остроумия». Она была опубликована в 1578 г., когда Джону Лили было всего двадцать четыре года. Это был назидательный трактат, направленный на совершенствование образования и манер, но его содержание меркнет в сравнении с формой. Каждое предложение Лили состояло из двух частей, одинаковых по длине, но разных по смыслу. Он использовал экзотические слова и сложные сравнения, часто заимствуя их из мира природы.

Его стиль отличался чрезмерной вычурностью и резко отличался от языка простонародья. Только высокообразованные люди могли писать в такой манере и понимать прочитанное. Его с радостью восприняли снобы. На какое-то время этот стиль приобрел невероятную популярность; даже те, кто не понимал такого языка, пользовались им, чтобы не отстать от моды.

Однако в 1590–х гг. стала окончательно ясна абсурдность и смехотворность этого стиля, прозванного эвфуизмом. Шекспир, который писал для всего общества, а не для кучки самодовольных снобов, считал эвфуизм отвратительным и жестоко издевался над ним во многих пьесах (особенно в «Бесплодных усилиях любви»).

«Не прогоняйте толстого Джека…»

Внезапно Фальстаф переходит от эвфуизма к панегирику самому себе, произнося его от имени короля.

Для этого старый рыцарь заводит речь о Фальстафе (то есть самом себе) и устами короля красноречиво поносит его. Однако он мастерски владеет ситуацией. Через мгновение Фальстаф уже от имени принца произносит еще один панегирик себе, заканчивающийся так:

…не смотрите косо на доброго Джека Фальстафа, на бескорыстного и храброго Джека Фальстафа, тем более храброго, что он стар. Не разлучайте его с Гарри, не оставляйте вашего Гарри в одиночестве. Не будет с ним толстого Джека, отвернется от него и весь мир.

Акт II, сцена 4, строки 475–480[104]

Эта речь так захватывает публику, что на ответную реплику принца Хэла никто не обращает внимания. Но произнесенные слова серьезны и даже суровы. Возможно, желая отомстить Фальстафу за его насмешку насчет «истинного принца», Хэл от лица короля отвечает на просьбу не прогонять Фальстафа:

Ничего не поможет. Я прогоню его.

Акт II, сцена 4, строка 481

Это мрачное предсказание конца Фальстафа.

«Всем… на войну»

Но веселье прерывается снова. На этот раз у дверей трактира стоит шериф с помощниками, разыскивающий разбойников с Гедских холмов. По крайней мере, одного из них опознали. Естественно, это Фальстаф, и шериф ищет тучного мужчину. Если Фальстафа найдут, то наверняка осудят, потому что в то время разбой считался преступлением против государства. Иными словами, Фальстафу грозит не штраф и даже не тюрьма, а виселица.