Можно ли сделать вывод о том, что взрослые любители осваивать замкнутые страшные места, вроде диггеров или спелеологов-любителей, так и живут в парадигме детского, доподросткового восприятия пространства? Едва ли. Хотя вспоминается история моей знакомой, которая пошла в спелеологический поход и не могла решиться пролезть через узкий проход между пещерами. Тогда опытный спелеолог, который находился уже на той стороне прохода, сказал, что ей нужно
Незамкнутые, открытые страшные места более характерны для групп тех, кто постарше. Это прекрасно видно по обыденным практикам. Будучи в гостях у ваших друзей на даче или в загородном доме, вы вряд ли станете просто интересоваться их подвалом или тем, что на дне высохшего колодца на участке (кроме каких-то практических целей). А вот предложение сходить посмотреть на развалины неподалеку вполне сможет вас заинтересовать, а если им 100 или больше лет, то их посещение будет обязательным.
Заброшенные здания («заброшки») невероятно привлекательны и интересны почти всем, кто любит «пощекотать себе нервы». Это идеальное место для легкого, почти символического нарушения правил. Потусторонний статус пространства «снимает» ограничения и условности повседневного жизненного мира, и единственный запрет, о нарушении которого переживает человек, решившийся на посещение заброшки, – это запрет на проникновение туда.
Отчего же они так привлекательны, почему так приятно читать о них страшные истории? В любом населенном пункте есть свои легендарные заброшки. В Москве до недавнего времени главной была недостроенная Ховринская больница.