Путеводитель по современным страхам. Социология стрёма

Заброшка – начавшее разрушаться здание. Руины всегда интереснее, чем новое здание.

Стройка, а тем более заброшенная, – это вариант руин, рукотворные развалины.

Ключевая задача для архитектуры – совмещать искусство, эстетику и функциональность. Причем последний пункт является ключевым.

Заброшенное здание – это потерявшая функциональность постройка. Сам факт, что она при этом продолжает существовать и ее не торопятся сносить, как будто намекает, что этому зданию еще есть применение, но неявное, нечеловеческое. За заброшкой всегда стоит тайна, причем потусторонняя (именно таким выводом оканчивается история про тупик Пустот из самого начала этой книги).

Ролан Барт пишет о том, что в человеческом обществе любой предмет становится символом самого себя, как только начинает использоваться: ложка – это инструмент и одновременно символ поглощения пищи. Здание – это символ дома, без которого человек не может мыслить свое существование, и пространство, которое ограждает его от внешних опасностей, позволяет не просто жить, но наслаждаться. Разрушенный дом – символ катастрофы.

У немецкого социолога Георга Зиммеля есть эссе, которое так и называется «Руина». В нем он объясняет притягательность заброшенных и старых зданий тем, что они прямое доказательство того, что природа берет верх над человеком и человеческим. Архитектура и строительство – единственное искусство, которое встречает сопротивление материала. Человеку приходится в прямом смысле подчинять себе природу, укрощать стихии и управлять материалами. Однако вид руин показывает, что это превосходство недолговечно и со временем воспринимается лишь как иллюзия:

Это неповторимое равновесие между механической, тяжелой, пассивно противодействующей давлению материей и формирующей, направляющей ввысь духовностью нарушается в то мгновение, когда строение разрушается. Ибо это означает, что силы природы начинают господствовать над созданием рук человеческих.

Хотя произведение человеческих рук разрушили в данном случае не люди – это совершено природой, – но люди допустили это разрушение. Такое отношение, с точки зрения идеи человека, все-таки некая позитивная пассивность, человек становится соучастником вины природы и ее действий, противоположных направленности его сущности. Это противоречие лишает обитаемую руину того чувственно-сверхчувственного равновесия, которое присутствует в противоположных тенденциях существования брошенной руины, придавая обитаемой руине то проблематичное, волнующее, часто невыносимое, что мы ощущаем, видя эти выпадающие из жизни пристанища.

Воля человека подняла строение ввысь, теперешний его вид дала ему механическая, тянущая вниз, дробящая и разрушающая власть природы.

Так, цель и случайность, природа и дух, прошлое и настоящее снимают в этом пункте напряжение своих противоположностей, или, вернее, сохраняя это напряжение, ведут к единству внешнего образа, к единству внутреннего воздействия. Создается впечатление, будто часть бытия должна сначала подвергнуться разрушению, чтобы утратить всякое сопротивление по отношению к идущим со всех сторон течениям и силам. Быть может, в этом и состоит очарование разрушения, упадка, декаданса вообще, очарование, выходящее за пределы чисто негативного, за пределы упадка.