— Ломайте двери! — решительно скомандовала королева, и вскоре от выполненного искусным мастером шедевра остались лишь щепки. Графа, естественно, и след простыл.
Вернее, след-то был: по паркету тянулась цепочка следов. Словно подернутые инеем, они заканчивались в аккурат напротив стены, расписанной гигантской фреской. Но как ни всматривалась королева, как ни простукивали кладку гвардейцы, внутри ничего не обнаружилось. Стена и стена.
И все же… что-то притягивало ключ к этому месту. И хотя на фреске не было нарисовано ни двери, ни оконца, пальцы девочки нащупали невидимую щеколду.
Забытое Рождество
Комната встретила Ханну ароматом печеного теста. Жарко пылал натопленный камин. Елка в углу мерцала сусальным золотом и зажженными свечами. А сколько внизу было сложено подарков!
— С возвращением, Ханна.
Руно ткнулся ей в ладонь влажным носом, молотя хвостом по скамеечке для обуви. Ласковые руки уже снимали с нее запорошенный снегом капор, возились с тугими застежками.
— Нянюшка!
И от нее все также пахнет яблочным пирогом.
— Опять взяла с собой куколку. А если бы уронила в снег? — посетовала няня, указывая на роскошную красавицу в зелено-золотом платье. Личико куклы показалось Ханне странно знакомым.
— Давай-ка сюда.
— Нет, не хочу.
Она и раньше артачилась, когда дело доходило до игрушек. А такой роскошной куклы у нее точно раньше не было.
— Не упрямься, Ханна, — раздалось от очага, и девочка наконец-то разглядела, кто сидел в большом кресле у самого огня.
— Папа?
Как была, в одном сапожке и пальто, висящем на одном плече, она бросилась к отцу. Тот весело рассмеялся, закружил ее по комнате.
— Ты чего вдруг, Ханна?
Она и сама не знала, отчего отпрянула от него. Глухо зарычал Руно, а огонь в камине ярко вспыхнул и заметался раненым зверем за чугунной решеткой.
Этого не может быть.
— Ты не мой отец, — после этих слов камин в комнате погас, зато на стенах заплясали светящиеся тени. Ни няни, ни пса уже не было видно. Пропала и елка, и красная накидка с меховой оторочкой — только она и чужак с лицом отца.
— Что ж, я всегда подозревал, что ты не такая глупышка как остальные. Ведь поэтому-то, — сильная рука сжала ее запястье, — цветок тебя и выбрал?
Где же сила солнечного ключа? Ханна тщетно взывала к девушке, спасшей ее из воды. Но кукла впустую таращила на нее стеклянные глаза, а по дорогому платью лишь изредка пробегали всполохи солнечного света.
— Какая магия, — Хокан причмокнул губами. Он успел вернуть себе прежний облик, вот только вместо кружевного воротника вокруг его шеи обвились змеи. — Огромная сила. И невинность. Может быть, поэтому это волшебство встречается так редко? И совершенно не способно себя защитить…
Голос у него стал ломаться, и в нем отчетливо зазвучали глубокие женские нотки. Рука, подхватившая Ханну за подбородок, без сомнения, тоже была женской, с длинными ногтями, унизанная звенящими браслетами до самых пальцев.
— Я сохраню тебе жизнь, девочка, — один глаз колдуньи сверлил ее ледяным пронизывающим взглядом, в другом таилась беспроглядная тьма. — Я даже могу сделать так, что твой отец, мать — все, кто тебе дорог, вернутся к тебе и смогут разговаривать с тобой, как при жизни. Но взамен ты должна отдать мне свое солнце…
Нет, она никогда не сдастся. Что бы там ни обещала колдунья, как бы страшно ни шипели ее змеи — нельзя отдавать ей свое тепло.
Кукла в ее руке пропала — а взамен на ладони затрепетала солнечными крыльями огромная бабочка. Взмах — и солнечные искры обожгли алчно дрожащие скрюченные пальцы, еще один — и колдунья с криком выпустила Ханну, отскакивая к стене. Ее лицо втянулось и побелело, а после и вовсе отвалилось вырезанной маской. Черты, скрывавшиеся все это время под ней, смутно напоминали лицо графа — враз постаревшего лет на тридцать.
Ханна не помнила, как добежала до стены — двери, естественно, там уже и в помине не было. Но от прикосновения бабочки стена и вовсе растворилась, будто то была не каменная кладка, а простой мираж, наваждение.
Столпившиеся в зале слуги, солдаты, важные министры и разряженные дамы — все с криками бросились врассыпную, когда из разлома показалось искореженное тело Хокана. Магия высосала его силы, изуродовала тело, но не убила.
— Граф… что с ним стало?
— Словно одержимый… чистое зло!